врага. Он опять показал прекрасные полководческие качества, сумел быстро собрать войска и сосредоточить их на нужных направлениях. И татары, узнав об этом, на рожон не полезли. Ушли прочь.
Новое правительство продолжило курс по закреплению на Юге. В1646 г. Алексей Михайлович издал указ, разрешавший вольным людям всех сословий уходить на Дон. Причем царь, как и его отец, считался с казачьими традициями, не вмешивался в самоуправление Войска Донского и сохранил юрисдикцию «войскового права». Признал даже закон «с Дона выдачи нет». Впоследствии эмигрант Котошихин писал: «А люди и крестьяне, быв на Дону хоть одну неделю или месяц, а случится им с чем-нибудь в Москву отъехать, и до них впредь дела не бывает никому, потому что Доном от всех бед освобождаются». Но считать, что казачество множилось за счет беглых, глубоко неверно. Они могли селиться на Дону, и только. А казаками становились лишь те, кого принимало Войско — кто хорошо проявил себя, отличился в боях, стал своим в казачьей среде. На Дону увеличивались и контингенты царских войск. В дополнение к отрядам Кондырева и Красникова в Астрахани стал собирать ратников князь Семен Пожарский, а по городам южной окраины — стольник Григорий Ромодановский.
Но правительство дало понять, что ограничиваться пассивной обороной больше не намерено. В Стамбул было отправлено посольство, и когда великий визирь попытался очередной раз предъявить требование изгнать казаков с Дона, ему было твердо заявлено, что о том и речи быть не может. А вот с Крымом Москва поддерживает отношения только благодаря «дружбе» с султаном, и на все враждебные вылазки татар будет отныне отвечать тем же. Слова были подкреплены силой — началась подготовка похода на Крым. В 1646 г. Трубецкой получил назначение не только «большим», а еще и «дворцовым» воеводой, под его начало передавался личный царский полк. И государь приказал «быть в сходе» в Туле как поместному ополчению, так и отборным войскам — стрелецким частям, служилым иноземцам, «и драгуном, и солдатом». На созданной еще при Филарете судоверфи в Воронеже пошло строительство казачьих стругов.
Турки об этом узнали от пленного казака, под пыткой он сказал, что в Черкасске готовится 300 стругов и в Воронеже 500. Конечно, он запугивал своих мучителей. Струг брал на борт 50–70 человек, и 800 судов должны были бы везти как минимум 40-тысячную десантную армию. Что являлось явным преувеличением — во всем Войске Донском насчитывалось 15–20 тыс. воинов. Но на турок подобное известие подействовало ошеломляюще. Великий визирь взбеленился. Велел посадить русских послов в Семибашенный замок и кричал на них, что если хоть сколько-нибудь казаков выйдет в набег, «сожгу вас в пепел, и если хотите живыми быть, посылайте гонцов». Однако положение самой Порты было сложным. Война за Крит оказалась не столь легкой, как казалось. И ссора с Россией была для Стамбула совершенно некстати. Впрочем, и Москва не желала войны. На самом-то деле поход на Крым, защищенный безводными степями и мощными укреплениями Перекопа, был чрезвычайно трудным предприятием. Поэтому подготовка была, скорее, масштабной демонстрацией. И своей цели она достигла, турки пошли на компромисс. Царь отменил поход, а Порте пришлось признать включение казачьего Дона в состав России и приказать хану прекратить провокации.
Не прерывались и контакты России с другими державами. Посольства с объявлением о восшествии на трон Алексея Михайловича поехали в Англию, Голландию, Данию, Швецию, Польшу, к германскому императору Фердинанду III. Но кроме государств, с которыми у русских уже сложились традиционные связи, была предпринята попытка установить дипломатические отношения с Индией. Торговля с ней велась уже давно. Индийские купцы добирались до нашей страны через Бухару, имели свои подворья в Москве, Казани, Нижнем Новгороде, а в Астрахани им разрешили построить особый квартал с жилыми домами, складами, даже с действующим храмом Вишну. На Руси их называли «агрыжане» — от Агры, столицы империи Великих Моголов. И в 1646 г. к властителю этой империи Шах-Джахану было отправлено посольство во главе с Никитой Сыроежкиным. Хотя добралось оно только до Ирана. Аббас II находился с Шах-Джаханом в состоянии войны, да и отпор в Дагестане не забыл. Возможно, опасался, что русские могут сговориться с его врагом, и не пропустил посольство через свою территорию.
Еще одна дипломатическая миссия, дьяка Анисима Грибова, поехала в Центральную Азию. Посетила Джунгарскую державу, была принята при дворе хунтайджи Батура. Калмыки к тому времени потерпели серьезное поражение в Средней Азии, а с востока у них вырисовывался новый грозный враг — маньчжурская империя Цин. Батур понимал, что рано или поздно столкновение с ней неизбежно, поэтому охотно откликнулся на предложение России о нормализации отношений. Ему была передана грамота Алексея Михайловича на право беспошлинной торговли в городах Сибири, в Томске калмыцким купцам выделялось специальное место, а через Астрахань им разрешалось пригонять лошадей для продажи в Москву.
Правда, западная ветвь калмыков, ушедшая в Волго-Уральские степи, вместе с ногаями и башкирами по-прежнему досаждала России набегами. Но система защиты от кочевников с помощью засечных черт уже показала высокую эффективность. И правительство приняло решение таким же образом прикрыться с востока. Для этого на р. Барыш была заложена крепость Корсунь, а на Волге — Симбирск. Они стали базовыми пунктами для строительства Корсунь-Симбирской линии протяженностью 165 верст. В лесистых местах она представляла собой сплошную засеку, непроходимую для конницы, а на открытом пространстве — ров и десятиметровый вал с частоколом. Через каждые 20–30 верст ставились острожки для дежурных подразделений, а в районе Тамбова Корсунь-Симбирская черта смыкалась с Белгородской. Таким образом все густонаселенные районы Центральной России оказались опоясаны единой системой укреплений.
Москва Златоглавая
Как же выглядела наша столица во времена Алексея Михайловича? Венгерский путешественник Эрколе Зани писал: «Я удивлен громадностью города. Он превосходит любой из европейских или азиатских. Благодаря этому пешком ходить невозможно, и надо ездить… Для этого при почти каждой улице стоят наготове извозчики с санями и повозками. В нем живет несчетное множество народа — иные насчитывают миллион, а иные, более сведущие, более 700 тысяч. Без сомнения, он втрое больше виденных мною Парижа и Лондона… Хотя большая часть строений там из дерева, однако снаружи они довольно красивы и вперемежку с хоромами бояр представляют чудесный вид. Улицы широки и прямы, много обширных площадей; выложен он толстыми круглыми сплошными бревнами… При каждом жилище или боярских хоромах дворы, службы, баня и сад».
Да, Москва уже тогда была «мегаполисом». Павел Алеппский оценивал ее окружность в 30 верст, Таннер — в 45. Рейтенфельс указывал: «Москва, средостение государства и священное место пребывания царя, по справедливости должна быть отнесена к числу величайших городов земного шара» и называл число 600 тыс. жителей, Невилль — 500–600 тыс. Койэтт сообщал, что в городе было 95 тыс. домов, «не считая дворов и церквей». Многие отмечают и красоту столицы. Характеризуют как «богатейший и прекраснейший в мире город» (Перри). «Климат в ней довольно мягкий и местоположение ее весьма красиво, она поражает своими приблизительно 2 тысячами церквей, которые почти все каменные и придают городу великолепный вид» (Рейтенфельс). А голландский художник Корнелий де Бруин расхваливал как «чрезвычайно красивые деревянные постройки», так и множество «красивых каменных зданий».
Делилась столица на 5 основных частей — Кремль, Китай-город, Белый город, Замоскворечье и Земляной город. Вид Кремля отличался от нынешнего. На гравюрах того времени перед нами предстает настоящий «сказочный» город — из-за стен видны многочисленные терема, их фигурные кровли, башенки, флюгера. «Что же касается кремлевских церквей, то в них колокольни обтянуты гладкою густо позолоченной жестью, которая при ярком свете превосходно блестит и дает всему городу снаружи превосходный облик» (Олеарий). Позолоченные купола произвели впечатление и на Таннера: «Ив нас при первом взгляде побудило неясное уважение к этому городу». Но Кремль еще сохранял свое прямое назначение — крепости. Его стены были окружены глубокими рвами и «снабжены великолепными орудиями и солдатами». Башен было 18, ворот — 6, подступы к ним прикрывались предмостными укреплениями (из которых сохранилась только Кутафья башня). Башни, имеющие ворота, обычно назывались по иконе,
