рождались из дыхания пустоты, до отказа наполненной лицами, жестами и историями. Еще реже он возвращался к написанным страницам, чтобы внести туда исправления. Но когда он закончил свое описание романа о номадах и занялся следующей книгой из библиотеки морского города – книгой, содержащей либретто оперы «Морское чудовище», которая была гораздо интереснее, чем второсортный романчик о влюбленном настройщике, то ощутил странное беспокойство и никак не мог сосредоточиться на работе. Что-то принуждало его вернуться к уже написанному тексту. И в один августовский день он извлек из ящика письменного стола в будке на складе страницы, написанные им за прошедшие дни; разбирая их, он обратил внимание на эпизод в гостиной: настройщик вот-вот впервые увидит девушку, из-за которой впоследствии уплывет в морскую даль. Он понял, что его беспокоит и притягивает к себе упоминание о нескольких строках, прочитанных настройщиком в книге со столика в гостиной, строках, в которых говорилось о женщине, красившей веки сиреневыми тенями и при этом смотревшейся в зеркало, стоящее на туалетном столике. Перед зеркалом выстроилась череда бутылочек и флаконов, здесь же лежали золотые часики, браслет из каких-то красных камней и закрытая черная коробочка. Коробочка была выстлана фиолетовым бархатом и скрывала в себе брошь в виде орла, чье тело с распростертыми крыльями было из бирюзы, оправленной в золото. В зеркале, кроме задних граней флаконов, виднелся еще и город за окном; благодаря встрече далекого и близкого на плоскости зеркала стеклянные бутылочки выглядели как странные разноцветные башни, вздымавшиеся среди домов. Город был возведен в горах, по рельефу и площади одинаковых с Альпами; на этом горном хребте не было ни единого пятачка, не застроенного домами или не покрытого серой брусчаткой тротуаров и площадей; даже отвесные скалы были облеплены человеческими жилищами. Над пустынными широкими улицами неслись низкие темные тучи. На страницы книги, в которую заглянул настройщик органа, падал приглушенный свет из окна, выходившего на маленький внутренний дворик, оконные занавеси волновались от сквозняка; на странице «Короля номадов», где была описана сцена в гостиной, в ту минуту, когда астроном читал ее в своей комнате, лежал розоватый отсвет тихого вечера на лагуне; лист, рассказывающий о том, как астроном читает про настройщика, ждущего в гостиной, и заново перечитанный писателем в Бранике, сиял в ярком свете летнего дня, и солнце стояло на небосводе высоко над баррандовским холмом.
Беглый взгляд настройщика, брошенный им на страницу неизвестной книги, не сыграл в истории о морских номадах никакой роли – больше о нем никто не вспоминал, и связан с сюжетом он не был, так что единственной причиной, по какой в романе появился этот эпизод, было внимание жителей морского города к бессмысленным деталям, которое проявлялось и в литературе тоже. Но писатель все возвращался и возвращался в своей браникской каморке к этим нескольким строкам, все перечитывал и перечитывал их. Ему казалось, что бирюзовый орел неотделим от странных, таинственных событий, которые дарят его своим сиянием. В те минуты он еще не видел всего клубка приключений, коварства, роковых случайностей и изощренных дьявольских планов, на поверхности появлялись и стремительно исчезали лишь отдельные картинки – схватки в ночных купе поездов, драгоценные камни, сияющие во тьме, невнятные разговоры о метафизике с красивыми шпионками у бассейнов белых вилл, перестрелки между яхтами под звездным небом на ночном море. Писатель внезапно страстно захотел покинуть морской город, скользнуть по открывшемуся лазу в новый мир и годами писать роман о городе на склонах гор. У него закружилась голова. За то время, что он писал свой роман, морской город стал для него ближе, чем Прага, – как же он уйдет из него? Сумеет ли вернуться туда вновь, когда доскажет содержание книги в зеленом переплете, когда действие завершится, когда украденные бриллианты отыщутся на дне ящиков, а удары кинжалом в вечерних комнатах будут отмщены? Или же останется в горном городе, жители которого не догадываются, что они всего лишь герои книги, упомянутой в другой книге? Или он продолжит свои блуждания, свои путешествия в иные миры? Ведь в горном городе тоже наверняка есть библиотеки, а в них – новые книги с новыми городами и странами, новыми планетами, неизведанными Вселенными, в которых тоже есть много книг с золотыми, сияющими, скользкими, дрожащими, пульсирующими, реющими и трепещущими буквами, с буквами из воды и дыма, с растущими и гниющими буквами. Не возникнет ли снова в тексте Прага? Наверное, это будет несколько другая Прага: например, на Вацлавской площади вместо памятника святому Вацлаву окажется сложенная из разноцветных драгоценных камней скульптура героя, борющегося с чудовищем, а сам город будет стоять на верхушке высокой горы, возвышаясь над облаками. А может, действие будет происходить в конурке сторожа в Бранике, а он сам станет персонажем, выдуманным другими его персонажами? И не появится ли он в тексте в еще более дальних глубинах, не размножится ли, как та непоседливая голландская крестьянка из нашего детства, что нарисована на баночке с какао и держит в руках точно такую же баночку, как та, на которой она нарисована? Засияет ли в каком-то из космосов белая звезда, перед которой можно будет остановиться и забыть обо всех городах, поднимающихся над морем и светящихся на вершинах гор, забыть о морском городе, забыть о Праге? Отыщет ли он, спускаясь в глубины, чистый свет, такой же простой, как голубое сияние пустой страницы, свет, в лучах которого можно будет положить предел длинному странствию по лабиринту слов и образов, куда он вступил через ворота голубого света много лет назад? Забудет ли он в череде изменений света свое имя, забудет ли имена вещей? Встретится ли с наиглавнейшим Буддой, который научит его с улыбкой отдаваться воле этого лабиринта, состоящего из лабиринтов, и возможно, научит слышать общий ритм, звучащий в мелодии всех, появляющихся из космоса? Он сидел в своей каморке и смотрел на виллы на баррандовском холме, под окном визжала пила и слышались голоса складских рабочих. Он все еще колебался, какой путь выбрать. Наконец он вспомнил о морском празднике с салютом, который готовился в морском городе, чтобы писать все новые и новые истории…
Я подумал об игровом автомате в деревенской пивной, о котором рассказывал археолог на берегу реки, о картинах в картинах; я размышлял, встречаются ли где-то в бесконечности эти ряды из двух повествований, питаются ли они одним источником, пересекаются ли в одной или нескольких точках – или же навсегда расходятся, вьются вокруг друг друга во тьме, никогда не соприкасаясь…
– Богиня еще несколько лет складывала из жемчуга подводные Нусли, но со временем Прага все больше забывалась ею, она охладела к своему детищу и навсегда забросила стройку – а ведь к тому моменту был почти закончен завод на правом берегу Ботича и его труба была уже наполовину готова. Богиня перестала интересоваться делами города, думая только о своем путешествии в космос. Она стала замкнутой, к астроному заходила все реже и реже, а потом и вовсе прекратила свои визиты. Но в ту ночь, когда она улетала к созвездию Лиры, сияющему высоко в небе, она пришла в его комнату, чтобы попрощаться. Празднества на лагуне закончились, город жил воспоминаниями и ожиданием нового бога, жил в надежде и страхе. У астронома сохранилась способность дышать под водой, и иногда он отправлялся в подводные Нусли и прогуливался по берегу подводного Ботича или же сидел на жемчужной лавочке в парке с жемчужными деревьями и наблюдал за проплывающими рыбками.
Об уходе богини в космос сторож писал летом 1989 года. Когда осенью сменился режим, он остался сторожем и продолжал писать. При этом он даже не пытался опубликовать роман или хотя бы отрывки из него. Я сказала ему, что мой отец – редактор одного пражского издательства, и принялась уговаривать, чтобы он принес мне свой труд, но писатель только улыбался, ему явно было безразлично, прочтет ли кто- нибудь его произведение. Однажды утром люди, живущие на окраине морского города, увидели на горизонте черный плавучий остров. Потом этот остров долгие месяцы шпионил за городом, плавая вокруг него и по ночам заливая квартиры ярким светом своих прожекторов. Никто не знал, что замышляют его обитатели. Появились признаки того, что в город проникли шпионы островитян, люди перестали верить друг другу, подозревая в каждом агента плавучего острова. Астронома вызвали на допрос, его подробно расспрашивали об аварии самолета и о жизни в Праге. Как раз когда писатель рассказывал об этом печальном периоде жизни морского города, к платформе подъехал поезд до Мнишека. Я не могла больше задерживаться и потому поблагодарила писателя, попрощалась с ним и села в поезд.
Я смотрела на пейзаж, мелькавший за окном, и размышляла об истории, рассказанной писателем. На вокзале я слушала ее с напряжением, как авантюрный роман, странное повествование в духе Жюля Верна, но к интересу примешивалось, с другой стороны, и некоторое отторжение. Не знаю, хотела бы я прочесть такую книгу или нет.
– Вам не нравилась фантастичность событий? – спросил я.
Девушка задумалась и ответила:
– Нет, экстравагантный вымысел обычно не тревожит; у него есть свое место в нашем мире, и его создают знакомые нам силы. Но в истории, которую рассказывал писатель, кроме богини, демона-кита и еще
