Филип не смог сдержать кривоватой усмешки.
– А он в этом деле эксперт, да?
– Нет. – Голос Джоан звучал воинственно. – Ты пришел сказать, что уезжаешь?
В который раз Филипа охватило до боли знакомое чувство обиды.
– Не сегодня, – ответил он ей с той же интонацией. – Я хотел поговорить с тобой, только и всего. Без Криса и твоей матери. Тебя трудно застать в доме одну.
Джоан бросила на него скептический взгляд, и он понял, что ей вспомнился вчерашний вечер. Беда в том, что ему он тоже вспомнился, и это воспоминание казалось вовсе не таким отталкивающим, как вчера. Напротив, сейчас Филипу ужасно захотелось заправить выбившийся из узла темный локон Джоан за ухо, и он уже предвкушал, какой тот мягкий и шелковистый на ощупь.
Филип быстро опустил взгляд, но только для того, чтобы упереться им в расстегнутый ворот блузки и в то, что он приоткрывал. Боже, подумал он, неужели именно поэтому я все эти годы старался держаться от нее подальше? По прошествии стольких лет он все еще был слишком восприимчив к чувственной красоте Джоан.
Но это секс, с жаром сказал себе Филип. Только секс. Может быть, потому я и испытываю необъяснимое влечение к собственной жене, что уже несколько дней не занимался сексом с Лори. Во мне говорит лишь неудовлетворенное желание. А это можно пережить.
Джоан смотрела на него, приподняв брови, и Филип понял, что она ждет, когда он перейдет к делу. К тому же с холмов подуло холодным ветерком, и он заметил, как она поежилась.
– Я уезжаю завтра утром, – отрывисто произнес Филип то, чего говорить совсем не собирался, и заметил, как ее губы едва уловимо дрогнули.
– Ты мог бы сказать это и в доме. – Она переложила букет из одной руки в другую. – Я вообще удивлена тем, что ты потратил на нас весь уик-энд.
Филип понимал, что она только защищается, но не смог сдержать раздражения, вызванного ее небрежным тоном.
– Я думал, ты поблагодаришь меня за помощь, – с оттенком горечи заметил он. – Вряд ли тебе удалось бы заманить в Шелби представителей санитарной службы в воскресенье.
– О, ты не представляешь, какие чудеса способно творить имя леди Сибил, – натянуто произнесла Джоан. – Но я благодарна за все, что ты сделал. Ты… ты очень помог.
– Ну спасибо. – Филип не смог скрыть издевки. – Признание моих заслуг окрылило меня.
Джоан продолжала молча смотреть на него. В том, что она думает по поводу его сарказма, сомневаться не приходилось. Затем Джоан шагнула вперед с вполне очевидным намерением, но, когда проходила мимо, Филип поймал ее за запястье.
– Постой!
Джоан застыла.
– Убери руки! – приказала она, но какой-то бесенок внутри Филипа подзадоривал его.
– Зачем? – спросил он, глядя в ее испуганное лицо. – Разве не этого ты хотела?
Она задохнулась от негодования.
– Ты не имеешь права так говорить!
– Не имею? – Он наконец поддался не отпускавшему его желанию заправить ее локон за ухо. Его пальцы задержались на затылке Джоан. – Разве не ты только вчера говорила, что ревнуешь меня?
– Это… это была ошибка, – дрогнувшим голосом ответила она.
– Чертовски верно. – Филипа вдруг охватил гнев. – Но это была моя ошибка, а не твоя.
Теперь Джоан смотрела на него с удивительным высокомерием.
– Это все, что ты хотел сказать? – Она подняла свободную руку и попыталась освободиться. – Мне нужно поставить их в воду, – добавила она, указывая на нарциссы. – Думаю, они будут хорошо смотреться в центре стола.
Филип почувствовал стеснение под поясом джинсов и понял, что если Джоан опустит взгляд, то и она заметит красноречивое свидетельство того влияния, которое оказывает на него. И все-таки она продолжала ждать – о, как хладнокровно! – что он сделает следующий ход.
Филип с трудом проглотил комок в горле, стиснул зубы и постарался не вдыхать легкий лимонный запах шампуня, исходящий от ее блестящих волос. Но он не мог не ощущать тепла ее тела и не желать снова почувствовать вкус ее сочных губ.
Он знал, что небезразличен ей. Когда он привлек Джоан к себе вчера вечером, ее руки и губы были не менее жадными, чем его. Но больше всего Филипа мучил вопрос: почему он опять поддался этому безумию? Она была его женой, черт возьми, и она ему изменила! Какие новые ощущения – а дело, несомненно, только в новизне, – может он получить, соблазняя собственную жену?
Этого Филип не знал. И даже не хотел строить догадок по поводу происхождения болезненной потребности. Он только понимал, что его броня опасно истончилась. И если он сейчас же не отпустит Джоан, ему придется сожалеть уже о гораздо большем.
Со стоном он убрал руку с ее шеи, но прежде чем Джоан исчезла в доме, успел сказать:
– Я хочу попросить знакомого парня в Троубридже, чтобы он занялся домом. Почти все комнаты нуждаются в ремонте. – И, прежде чем она успела что-то возразить, добавил: – Возможно, стоит обсудить это с твоей матерью. А не отвергать с ходу мое предложение.
8
К середине следующей недели даже Крис вынужден был признать, что Шелби не такое уж неподходящее для жизни место.
Как Джоан и предполагала, мать приняла помощь Филипа без всякого смущения, и ей пришлось отойти в сторону, позволив своему – в скором времени бывшему – мужу сделать их еще большими своими должниками. Возможно, в этом-то и заключается его план, тоскливо думала она, ночь за ночью лежа без сна и гадая, как о намерениях Филипа, так и о величине их долга. Может, он считает, что если в финансовом отношении свяжет ее по рукам и ногам, то она согласится с любыми условиями предстоящего развода? Хотя до сих пор обстоятельства мешали Филипу сказать, что ему нужен именно развод, Джоан знала, что юридическое закрепление сложившейся ситуации только вопрос времени.
Впрочем, в течение дня она была слишком занята, чтобы тревожиться о собственном положении. Хотя леди Сибил и настояла на возвращении в Шелби и должна бы была испытывать благодарность за это, она оказалась весьма нелегким пациентом. Несмотря на то что по дому сновали рабочие, а в некоторых из нижних комнат царила настоящая разруха, она отказывалась оставаться в постели. Она хотела видеть, что происходит в доме, она на этом настаивала. И Джоан потеряла счет случаям, когда спасала мать от падения посреди путаницы кабелей и досок, от удушения пылью, поднимаемой обвалившейся штукатуркой.
В первые дни они почти все время проводили в оранжерее. С вымытыми окнами и новыми подушками, разбросанными по шатким кушеткам, оранжерея предоставляла им столь необходимые уют и отдых, и даже северный ветер, гнувший до земли кусты, был не страшен за ее стенами.
Очень спасало и то, что солнце решило наконец смилостивиться над ними, и с шезлонга леди Сибил теперь открывался одновременно и успокаивающий, и величественный вид. Дом стоял на высоком месте, и за неряшливой путаницей деревьев сада видны были бесконечные волны холмов, лишь кое-где оживляемые редкими фермами и деревушками. Было что-то вневременное в этом ландшафте, рождающем ощущение вечности мира и неизменности этих холмов.
Однако дом изменялся, хотя и не фундаментально. Джоан вынуждена была признать, что столовая и семейная гостиная уже значительно похорошели, а когда закончат покраску и наклеят новые обои, Шелби отчасти восстановит свое былое великолепие.
Чего нельзя было сказать о садах. Пока Джоан даже не задумывалась о том, чтобы привести их в порядок. Если они пробудут здесь достаточно долго, можно будет нанять людей, которые хотя бы очистят их от молодой поросли и сорняков. Но пока у нее и без того хватало забот, а будущее тонуло в тумане.
Радовало и то, что Крис, похоже, смирился с окружающим. Немалую роль в этом сыграло то, что Джоан согласилась отремонтировать и заново обставить и его комнату. Вследствие этого мальчик часами листал каталоги и строил планы, как лучше обустроить принадлежащую ему территорию.
Филип конечно же уехал в понедельник утром, и Джоан понятия не имела, намерен ли он когда-нибудь вернуться сюда. Он отдал последние приказания – или выдвинул ультиматум, все зависит от точки зрения, –
