и внучкой Тимофея Сидоровича.
— Так ему и надо, только для себя живет человек, — не осудил женщину Тимофей Сидорович. — Только вот что я скажу тебе, дочка: Ниночка как была внучкой нам, так ей и останется, и ты против ее не настраивай, не заслужили мы с Варварой Степановной.
До этого собеседница прятала глаза, но теперь посмотрела на Колесникова открыто.
— Не осуждаете меня?
— Что ты, в мыслях не было.
Взгляд женщины потеплел, в нем светилась благодарность к человеку, прожившему непорочную, трудовую жизнь.
— Моя дочка рассуждает также, как и вы, — порадовала она душу деда.
Какое-то расстояние они преодолели молча, но перед домом Колесников остановился.
— Ты иди одна, а я попозже. — И пояснил: — Страх одолел, коленки трясутся.
— Я же сказала, что Нина вас любит по-прежнему.
— А Василий? — напомнил он про Груздева. Наталья Михайловна пожала плечами и задумалась.
— Не знаю, как он к этому отнесется, но парень он добрый, — сказала она.
— Ты подготовь его, а затем меня позовешь. Только постарайся, дочка, объяснить ему, что мы с Варварой Степановной не звери какие-нибудь. А я перекурю на свежем воздухе.
Он прислонился к кабине грузовика. Василий часто ставил на ночь машину перед домом. Извлек из кармана «Приму» и чиркнул спичкой. Но не успел он и три-четыре раза затянуться, дверь в сенцах приоткрылась и выглянула внучка.
— Дед, чего на улице мерзнешь? Давай заходи.
Груздев встретил нового родственника приветливо, но глаза при этом у него оставались настороженными. Но первые же пятнадцать минут общения принесли желаемые результаты, парень интуитивно почувствовал, что Тимофей Сидорович пришел с открытым сердцем и с добрыми намерениями. А еще через полчаса он уже называл его дедом. Одна Наталья Михайловна продолжала тестю выкать, за что ее пристыдила вся троица.
Варвара Степановна суетилась на кухне, когда заметила в окно ватагу веселых родственников, направляющихся к их дому.
«Признал внучек», — пронеслось в голове женщины, и она с еще большим рвением зазвенела посудой, торопливо расставляя на столе тарелки.
Они просидели до поздней ночи, а под конец дед пригласил внука в субботу на охоту.
— Я еще ни разу в жизни не охотился, — признался внук. — Да и ружья у меня нет.
— А ружья нам и одного на двоих хватит. У меня ижевская двустволка двенадцатого калибра, надежная во всех отношениях. Теперь такую не купишь, — отметил он не без гордости.
— Можно попробовать, — согласился Груздев.
За короткий срок он прижился в Пономаревке: люди простые, деревенские, с начальством на работе сложились хорошие отношения, родственники отыскались, но главное — Нина и их взаимная любовь. Уезжать страшно не хотелось.
— Только выходить нужно пораньше, часов в шесть утра, — предупредил дед. — Пока до места доберемся.
— Можно на моей машине.
— У тебя есть машина? — не понял дед.
— Я имею в виду грузовик.
— А как к этому на работе отнесутся? — вставила Варвара Степановна.
Тема ее вовсе не касалась, но уж больно хотелось перекинуться с внуком словечком.
— Начальник автоколонны вот такой мужик, — вскинул Василий вверх большой палец правой руки.
— Договорились, а то дороги весной плохие, да и ноги становятся никудышными, — признался Колесников.
Пономаревка внесла в душу Груздева покой, он ощущал комфорт среди близких его сердцу людей.
«Если бы так могло продолжаться вечность», — думал он, возвращаясь от Колесниковых.
Самойлова, сидя в «мерседесе», заняла наблюдательный пункт на вершине холма, за которым когда-то любила уединяться Леночка Миронова и где она перед школьным балом мечтала о любви к ней Виктора Колесникова.
Лица людей у дома, за которым велось наблюдение, рассмотреть было невозможно, но сборы на охоту не ускользнули от Виктора Тимофеевича. Он передал сообщнице бинокль.
— Я знаю, где обычно отец охотится, — сказал он.
— Далеко отсюда?
— Километрах в семи-восьми от деревни.
— Тогда нет смысла терять время, поехали. — И Самойлова повернула ключ замка зажигания. Еле слышно заурчал послушный мотор. — Только бы не застрять в этих ухабах, — сказала она, вдавливая педаль газа. Иномарка с разгона проскочила огромную лужу на конце спуска. Минут через пятнадцать «мерседес» остановился возле леса.
— Видишь холм в полутора километрах отсюда? — спросил мужчина. Получив утвердительный ответ сообщницы, продолжил: — Я спрячусь в лесу, а ты оттуда веди наблюдение. Постараюсь подловить удобный момент, когда Василий отстанет от напарника или ему зачем-то понадобится сходить к машине, и… — не закончил он, но собеседница и так понимала.
— Если что, вали обоих, свидетели нам ни к чему! — посоветовала она.
— Смотри не брось меня на произвол судьбы, — предупредил Виктор Тимофеевич. — Заложу, а доказательства у меня есть.
— Что — я враг себе? Пистолет не забудь. — И она открыла бардачок.
Колесников сунул оружие в карман и вышел из машины, а та плавно тронулась. Снег не проваливался из-за плотной ледяной корки, и Виктор Тимофеевич без труда преодолел сотню метров до первых деревьев, которые укрыли его от посторонних глаз. Он правильно угадал место, потому что вскоре на дороге показался приближающийся грузовик. Он встал метрах в трехстах от наблюдателя, но ветер, который дул в сторону притаившегося убийцы, доносил обрывки фраз, из которых он понял, что один из охотников должен спуститься в его направлении, а второй постарается выгнать зайцев из леса на открытую местность. Вот только неясно, кто именно должен спуститься ниже. Если это Груздев, то задача значительно облегчается.
Прошло совсем немного времени, когда он различил лицо приближающегося охотника с ружьем за спиной. Это был Василий. Казалось, что сердце сжалось в комок и совсем перестало биться.
«Если упущу момент, второго может не представиться, — копошилось в сознании. Но с места он не сдвинулся. — Напарник его без оружия и даже если быстро подоспеет на помощь — противостоять мне все равно не сможет». В конце концов Виктор Тимофеевич решил выстрелить со спины, чтобы не смотреть в глаза когда-то брошенному сыну. Он крадучись вышел из укрытия, щелкнул затвором и вскинул руку, но острый слух парня уловил шум, и он обернулся. Взгляды их встретились.
— Брось оружие, — спокойно произнес Груздев, быстро оценив обстановку.
— Я тебя породил, я тебя и убью, свинья неблагодарная, — сдали нервы у Колесникова. Пистолет ходил ходуном в вытянутой руке.
— Спокойно, давай поговорим, — предложил сын, но чувствовалось, что и он напряжен. Трудно объяснить почему, но Василий совершил непростительную ошибку, которая стоила ему жизни. Он мгновенно сбросил с плеча ружье и выстрелил по ногам противника. Можно сказать, пожалел, а зря, потому что тот взвыл от боли и выстрелил в сына четыре раза, но не по ногам. Две пули пробили грудь родного сына, третья пролетела мимо, а четвертая поразила голову. Он отлетел на несколько метров, выронил ружье и замертво упал.
— Немедленно брось оружие, — вернул убийцу к действительности властный голос.
