возможности. Я просто знала, что могу дать ему руку и остаться самой собой, но ощущать в себе эту первобытную мощь. Интересно, что если сравнивать наши магии, то я была жалким бережком, а он бушующим диким морем. Именно такая бездумная сила плескалась в нем, но отчего-то ограничивалась мной, поэтому он так долго ждал меня. И ждал бы еще, если бы то потребовала судьба, которая сплела нас воедино одним легким стежком. Костлявая рука смерти заберет одного, но коса будет трепетать над шеей другого, болезнь поразит первого, а второй будет мучиться. Это не единство с волками, это не смешивание с Хлыстом, это просто две силы, которые не могут существовать раздельно. Каждая будет ждать прихода второй, использовать собственные внутренние резервы, но разразиться настоящей магией лишь в компании собрата. Я была берегом, а Иной — морем. И в этом гармоничном сочетании мы оставались теми, кем родились, но осознавали и принимали существование другого. Наверное, ни одно сухое слово не способно передать это понимание. Даже большее, чем Древнее Писание или история народа Динео. Нет, это слишком колоссальное познание, чтобы оно могло передаваться посредством чьей-то руки. Только единым и страстным соприкосновением сознаний. Не знаю, как только я не потеряла себя в этой мудрости, но, наверное, мой Первый Свет не позвал бы к себе, коль не был бы уверен в моих способностях. Это льстило какой-то части души, но вторая уже принадлежала Иному, а он был горд и доволен.
Но чего-то определенно не хватало. Он не показал мне тайных знаний, кроме нашего душевного переплетения, я не знала того, что раньше оставалось в тени — оно благополучно продолжало там оставаться. Словно для этого нам требовался физический контакт, нечто большее, чем наша магия. Динео связывал мысли, но не мог смешать нашу кровь, ярким фонтаном он заполнял голову, но не нашел бы способа соединить наши пальцы и глаза. Глаза в глаза. Вот чего не хватало. Чтобы Иной действительно дышал тем же воздухом, что и я, чтобы подтверждение нашей судьбы слилось в чьем-то другом внимании.
Передо мной явилось чистое Серебро, от взора которого не скрылось бы ничего и никто. Вот что отличало его от Золота. Красота, что существовала с начала времен, не могла быть просто безупречной или великолепной потому, что этого мало, этих слов недостаточно, все просто мелко. Да. Я повторяюсь, но все эти чувства до боли похожи, но имеют категорически разные оттенки, в коих я пыталась разобраться. Все это было одно. То самое, что составляло целую меня. С детства не покидало это ощущение отчужденности и половинчатости, которое мигом покинуло мой разум сегодня. Сейчас.
Мое время сузилось до единого момента. Не «завтра» или «вчера», не «месяц назад» или «когда- нибудь через сезон». А «сейчас» в компании «здесь». Прошлое и будущее утратили свои краски, поблекли, как нечто ничтожное и маленькое, а настоящий миг раздулся до размеров огромного мира. Это не пугало, нет, только вызывало восхищение. А ласкающее прикосновение Иного, которое все не прекращалось на протяжении уже долгого времени, избавляло от страхов и опасений. Его спокойная уверенность, полутон какой читалась в Морпе, теперь передалась и мне, конечно, не в полной мере, но Иной обладал именно этим ярко выраженным качеством.
Я не знала, где он находился, хотя глаза мельком видели поднимающийся путь по реке, не предполагала, сколько Иных его окружает, насколько сильна его магия или какие он имеет намерения. Все было ясно и так. Он ничего не скрывал, но такие мелочи меня просто не интересовали. Я просто была. Была.
Езкур недовольно потянулся назад, близился рассвет, отдаленное эхо волчьего сознания взволнованно скулило за гранью восприятия. Я не желала отрываться от Иного, мечтая лишь навеки слиться с его безумной силой. Но Первый Свет мягко оттолкнул мой разум, напоминая, что мы не должны терять сами себя. Это можно было бы назвать болью, если бы я не испытывала истинное счастье. Нет, он меня не предал, убеждал Иной, он просто хотел, чтобы я пришла к Авлонге и рассказала о том, что Первый Свет призвал свою ученицу. Он как-то странно, почти как Роуп, запнулся на этом слове. Будто другое понятие должно стоять на этом месте, но я не допытывалась, а покорно согласилась исполнить волю Иного, считая это не просто своим долгом, а целью всей жизни.
Собственное тело показалось мне до боли чужым и неуклюжим, хотя я не помнила, чтобы ощущала размеры и возможности тела Иного. Просто я рассталась с ним, пусть и ненадолго, по крайней мере, он так обещал. Все равно холод, пробежавшийся по коже, затекшая от долгого неподвижного сидения спина, онемевшие пальцы на руках, которые с остервенением вцепились в простыни, головная боль от слишком напряженной работы Динео — все это не способствовало моей радости. Я с трудом пошевелилась, выпрямила спину, застонала от резкого щелчка в суставах и, наконец, сумела открыть глаза.
Свет больно ударил по глазам, словно ослепив на некоторое время, воздух был слишком холодным, дрожь пробрала до костей, но потом утро перестало выглядеть так невыгодно. Я еще раз потянулась и быстро оделась, не взглянув на своего Наставника. Когда же я, наконец, вспомнила об его существовании, то в это же мгновение почувствовала на себе тяжелый взгляд. Роуп сидел на своей кровати, угрожающе сложив руки на груди. Хмуро сведенные брови не предвещали ничего хорошего.
— Ты проспала, — сурово напомнил он.
— Я…
— У тебя нет оправданий, — жестко отчитал Роуп. Наверное, что-то случилось с Лиммой, иначе он не был бы так жесток.
— Первый Свет позвал меня, — прежде чем он успел открыть рот, почти выкрикнула я, — Езкур отвел…
— Что? — выдохнул и побледнел Роуп.
Я удивлено пожала плечами, а потом кивнула, надеясь, что парень сумеет понять мое невнятное объяснение. Восхищение и гордость, та самая, что редкими лучами пробивалась в нем в моменты моих успехов, вспыхнули в драгоценных сапфирах, окрашивая расцветшую на губах улыбку. Мне стало отрадно, что Роуп так искренне радовался вместе со мной.
— О, это неописуемо, — только и сказал он в ответ на мое смущение. Роуп соскочил с кровати и крепко обнял меня, я по-дружески прижалась к нему, впитывая его одобрение и радость. Тепло родного существа ласкало душу, которая все скучала и рвалась к Иному. Это помогло принять мне, что наше единение с Первым Светом не будет постоянным, и я не должна забывать то, чем жила раньше. Наверное, ничто бы не рассказало мне об этом так ярко, как простое дружеское объятие.
Он отпрянул от меня, все еще лучезарно улыбаясь, грусть и злоба исчезла с его лица, Роуп превратился в наивного мальчишку, и это грело мое сердце. Я переживала за своего друга.
— Значит, на этом мои дела закончены, — почти грустно признался он.
— Я тебя не понимаю.
— Ведь Первый Свет призвал тебя. От Наставника ты получила все, что должна была, остальное тебе объяснит именно он, не сомневайся, Эв.
Только тут я осознала, что, может быть, смогу вернуться в Дейст до начала осени. Ведь теперь мне оставалось только найти Иного, который и привел меня к людям Динео. Знания получены, кровь окрашена стремлением, душа получила свою долю экстаза.
— Ты бы хорошим Наставником, — смущенно произнесла я, касаясь его руки. — Думаю, если бы не ты, эта история получилась бы совершенно другой. Несмотря на то, что иногда я слышала недовольства из твоих уст, благодарность моя превыше всего, — слова эти лились из сердца, из самых его глубин, — и без тебя… Да, я была бы совсем другой. То была бы уже не я. Спасибо тебе, спасибо.
Роуп счастливо улыбался, вполне разделяя мой восторг, и вот еще одна истина стала для меня прозрачна. Не только с Иным я могу разделять одни и те же чувства, мои друзья способны и на это тоже. Приятно знать, что кто-то согревается душой подобным с тобой образом. Роуп был для меня первым, наверное, другом, которому я останусь верна и через долгие годы.
Еще не зная всего, я почему-то строила планы, как буду навещать Семью Динео летом, как они все увидят моего Иного. Серебро. Я знала это, но все равно даже мысленно не могла придать ему какую-то определенную форму. Это пугало, но завораживало, так что я с беспечностью ребенка отдалась в силу обстоятельств и течениям судьбы. Пока что бороться не было необходимости. Все то, что требовала моя страсть, она получила. Имя мое оправдано принадлежало мне. Эверин Страстная. Она родилась в эту ночь, в согласии с Иным, пусть и скрывавшем свой лик, я преобразилась, обновила себя всю, стала целой и нерушимой. Магия Динео, волки, цепь, даже мой Наставник — все они сыграли непомерную роль во всем этом, чтобы привести мой путь к логичному завершению.
