Японская цивилизация

(кёдэн) или высокие заслуги (сидэн). Другие земли, площадь которых возрастала, пользовались налоговым иммунитетом, и контроль центральной власти ослабевал именно за этими землями. За пределами личных владений императорского дома и правительства (тюкусидэн), весьма немногочисленных в начале эпохи Хэйан, но постепенно увеличивающихся, имелись владения синтоистских монастырей (синдэн) и их храмов (дзидэн). Эти земли дарились или передавались храмам верующими, которые тем самым вступали под покровительство монастырей. Самая большая опасность угрожала землям, предназначенным для вознаграждения должностных лиц, которые стремились превратить их в свою собственность.

При таком положении дел налоговые поступления были нерегулярными, но состояние сельского хозяйства оставалось в целом удовлетворительным; до того как в результате частных войн все не было сожжено, население наслаждалось относительным процветанием. С X по XI век уровень сельского хозяйства достигает значительного технического прогресса. Качество почвы повышалось подсечно-огневой агротехникой и раскладкой гумуса. Хотя произведения искусства этого времени отличаются великолепием и даже сегодня вызывают отклик, но жизнь общества, даже верхних его слоев, оставалась довольно скудной. Ели два раза в день, и в соответствии с установлениями буддизма полагалось воздерживаться от мяса. Религиозные предписания были не столь строгими в отношении рыбы, которая тогда (да и теперь) потреблялась в большом количестве, чаще всего дорада. Оставшуюся часть рациона составляли овощи, различные супы, иногда насекомые и обязательно вареный рис. Подлинный владелец поместья (рюсю — в случае, если земля еще оставалась в собственности государства, или мюсю — в случае, если поле расчищалось под пашню), собирающий ежегодный налог и владевший железными сельскохозяйственными орудиями, обладал неограниченной властью. По его распоряжению больше десятка человек занимались обработкой земли. Но часто распределение участков (от этого принципа еще не совсем отказались) запаздывало; в результате поля засевались не вовремя, и неудивительно, что часто случался голод.

С X века локальные экономические единицы, достаточно крупные, чтобы удовлетворять собственные потребности, обрывали единственную нить, которая еще связывала с государством, — налог. Но зачастую он собирался хозяином поместья и в пользу хозяина поместья, так что той частью, которая должна была быть отдана императору, распоряжался он сам так, как считал нужным.

Фудзивара

Грандиозное материальное и политическое могущество рода Фудзивара, которое достигает своего апогея при Фудзивара-но Митинага (966—1027), основывалось на обширности их территориальных владений и умении уклоняться от налогов.

Оно стало еще более прочным, когда представители этого семейства учредили некоторые высокие должности: пост регента (сессё), созданный в 866 году, и должность кампаку (887) позволили Фудзивара-но Ёсифуса, а затем и Фудзивара-но Мотоцунэ осуществлять значительную власть, которую можно уподобить власти французских майордомов. Это привело к некоему парадоксу: император, глава государства, не обладал ничем из того, на что его власть могла опираться материально, в то время как знатные фамилии, связь которых с двором была прервана, приобретали, обосновавшись на отдаленных землях, богатство, которое позволяло им возвратиться ко двору, используя силу, и, благодаря выгодным бракам, снова связать себя с царствующей династией.

Эти внутренние изменения в Японии происходили иначе, чем на континенте, и им шли на пользу трудности, с которыми столкнулось правительство в своих попытках преодолеть изоляцию страны. В эпоху Тан из Японии в Китай было направлено множество посольств. Посольство во главе со знаменитым ученым Авада-но Матито произвело такое впечатление, что китайские историки записали этот случай в свои анналы. Ученый Кибино Макиби и монах Гэмбо в 717 году возвратились из Китая с рекомендациями, подтверждающими высокий уровень их светской и религиозной учености. Некоторые японцы, возвратившись из Китая, получали престижные должности, как, например, в 803 году бонзы Сайте и Кукай. В Китай совершались и паломничества, так, Эннин оставил нам описание своего путешествия в страну династии Тан (Ниттё чу хё дзунрейдъёки), неисчерпаемый источник информации о китайской жизни IX века, который для Японии имеет не меньшее значение, чем книга Марко Поло для Европы. Однако путешествия за море, столь плодотворные, если достигали цели, не всегда завершались благополучно, случаи гибели людей и кораблей бывали частыми. Только одно судно из двух в лучшем случае выдерживало испытание, благополучно прибыв туда и вернувшись обратно. Для страны, в которой удача связывалась с неоднократным успехом, каждая катастрофа на море воспринималась как национальная трагедия, поскольку экспедиции предпринимались чаще всего для того, чтобы выплатить императору Китая обязательный дар, то есть дань, которая была достаточно велика, а, следовательно, потери, людские и материальные, в случае кораблекрушения оказывались немалыми. Именно таким был аргумент в контексте размышлений о чести и независимости Японии, который Сугавара-но Митидзанэ выдвинул в 894 году, когда отказался от чести принять доверие, которое ему оказал император, назначив главой нового японского посольства в Китай. Тем самым он заставил и других осмыслить ситуацию. И хотя самому Митидзанэ вскоре суждено было испытать на себе также и немилость Фудзивара-но Такихира, его точка зрения встретила глубокое понимание, поскольку Япония с тех пор закрылась почти на три столетия, не будучи принужденной к этому властями.

Некоторые уже сложившиеся связи с заморскими землями все же сохранялись. Китайские торговые корабли появлялись в японских водах, и обмен на уровне частных лиц, таким образом, продолжался. Продолжалось хождение китайских денег, несмотря на угрозу для японской экономики, которая признавала их курс. Первыми, кто предложил возобновить путешествия на материк, были монахи. Богатые религиозные общины снаряжали корабли для путешествий в Китай с целью приобрести религиозные сочинения, поскольку изоляция страны препятствовала приобщению к новым источникам мудрости. По следам Эннина, Хонэна в 983 году, Дзёдзина в 1072-м (сошлемся только на самых знаменитых монахов — морских путешественников) они благополучно прибыли в Китай эпохи Сонг, откуда привезли не только свитки религиозных и философских рукописей, но и новые впечатления, послужившие началу великого обновления японского искусства в эпоху Камакура. Храм Тодайдзи в Нара (а Хонэн был связан именно с ним) добился в организации мореходства успеха и проявил в этом деле особое дарование.

Ветер бешено свищет, надувая паруса; гребцы налегли на весла, напрягая свои мышцы; впереди бакен — в потоках, где находятся грозные чудовища. Именно на подобных кораблях рисковали отправляться в путь путешественники эпохи Камакура, когда возобновились контакты между Японией и континентом, надолго прерванные в эпоху Хэйан.

Несмотря на изоляцию, Япония эпохи Хэйан впервые познала ужасы чужеземного вторжения с моря. Это событие предвосхитило драматическую попытку монгольского вторжения в конце XIII века. Наступление варварских племен на континенте заставило династию Сун отступить в Гуаньчжоу. Чжурчжэни, пираты и прочие завоеватели захватили Маньчжурию и северо-восточную часть Кореи, угрожая корейскому королевству Когурё, под единовластным правлением которого находилась с 935 года Южная Корея, после того как оно разгромило королевство Силлу.

В 1019 году чжурчжэни, оставшиеся в японской истории как «варвары той» (той-но дзоку), пересекли море на полусотне кораблей. Они достигли Цусимы, затем Ики и появились у рейда Хаката.

Новость достигла двора, но еще не было известно, кем же были эти внезапно появившиеся противники. Регента, как и весь двор, мало волновало происходящее за пределами резиденции, и он даже не пытался организовать сопротивление. Сообщение о незваных пришельцах было воспринято им и его легкомысленными придворными, только успокаивающими носителей власти, равнодушно. Таким образом, правительство не стало предпринимать никаких мер. Однако глава правительства Дадзайфу Фудзивара-но