за голову, смотрел вверх. Бескрайнее прозрачно-синее небо казалось еще огромнее по сравнению с узенькой галереей. <…> Потом, будто вспомнив что-то, окликнул жену:
— О Ёнэ, как пишется первый иероглиф в слове „недавний”? <…>
Жена чуть-чуть раздвинула сёдзи и через порог длинной линейкой начертила на полу иероглиф. <…>
…Наконец он встал, переступил через шкатулку с рукоделием и обрывки ниток, раздвинул фусума столовой, за которой сразу же находилась гостиная. С южной стороны помещалась прихожая, загораживавшая свет, поэтому сёдзи напротив гостиной, которые он открыл, после залитой светом галереи показались Соскэ мрачными и холодными. У самого края галереи, совсем близко от козырька крыши, был обрыв… <…>
…Когда он мыл руки в небольшом искусственном водоеме, невзначай глянул вверх… <…>
Соскэ вернулся в гостиную и сел за стол. Гостиной, собственно, она называлась только потому, что здесь принимали гостей, это был скорее кабинет, а еще точнее — семейная комната с нишей на северной стороне. В нише, как полагалось, висела картина, перед которой поставили уродливую вазу бордового цвета. Над раздвижными перегородками, разделявшими комнаты, блестело два латунных крюка, лишь напоминая о традиционной картине в раме. Стоял еще здесь застекленный книжный шкаф. Но ни примечательных книг, ни красивых безделушек на его полках не было.
<…> Короку что-то чертил в золе хибати латунными щипцами… [25]
Эта мирная домашняя сцена, которая разыгрывается в 1910 году в крохотном павильоне, не образ исчезнувшей действительности. Конечно, сегодня количество доходных домов возрастает, так как потребности городов заставляют здания расти все выше и выше. В многоэтажных новых зданиях имеются дорогостоящие роскошные квартиры или же крохотные стандартные, пользующиеся спросом ячейки за умеренную арендную плату. Но столь же крохотны и столь же тесны традиционные японские дома. Они были и остаются милы сердцу большинства людей. Являясь компромиссом между японской традицией, предшествующей революции Мэйдзи (1868), и западными технологиями, они соединяют легкость естественных растительных элементов (дерево, бумага, солома) с неорганической грубостью бетона или цемента, используемых для террас фундамента и современных хозяйственных или санитарных построек. Возведенные в большинстве случаев из дешевых материалов, эти дома допускают лишь одно-единственное проявление легкомыслия — яркий цвет черепицы. Эти цвета выглядят особенно вызывающе на фоне однообразной, темной, сероватой или коричневатой цветовой гаммы старинных или зажиточных домов.
Предместья больших и маленьких городов, таким образом, ежегодно расширяются за счет новых застроек, напоминающих яркую мозаику из-за этих блестящих на солнце крыш. Новые застройки равнодушно поглощают все, что недавно еще представляло собой рисовые поля, ланды и рощицы: «…Местность, которую он приобрел в пригороде, оказалась до такой степени суха, что выращивать там не могли даже имбирь. И теперь эта местность оказывается превращенной в бунка-мура [цивилизованный город], в котором современные жилые дома, покрытые красной или зеленой черепицей, расставлены по ранжиру» (Акутагава Рюноскэ.
Когда огромная масса людей обживает земли, считавшиеся заповедными, на плоских равнинах растут новые населенные пункты с острыми иглами небоскребов — устремленные в небо дерзкие вертикали новостроек. Их металлические основы, залитые цементом, покоятся на подвижных цоколях, способных сопротивляться постоянным колебаниям земли. Но существующий с незапамятных времен павильон, которому теперь угрожает наступление коллективных жилищ, остается символом и материальным воплощением этой непреходящей реальности — семьи.
Понятие «родство в доме» обозначается двумя иероглифами современного японского слова
Строгость домашнего уклада японской семьи иностранцы часто считают чрезмерной, тяжесть этой ноши, на чужой взгляд, подавляет. Не японец вряд ли выдержал бы груз семейных обязанностей, суровость которых несовместима с демократичностью современного западного общества. Молодые японцы, приезжающие на Запад, казалось, принимают и перенимают западный стиль жизни. По возвращении на родину все в их жизни меняется, и после смерти отца, например, они безоговорочно следуют традициям и долгу, принимают на себя семейное дело, профессию, часто отказываясь от уже начатой собственной карьеры. Обязательства перед семьей еще до сих пор заставляют вступать в брак по расчету, заботиться о всей семье, руководствуясь братскими чувствами, часто в ущерб личным устремлениям. Таким образом, вопреки воле отдельных людей семья всегда присутствует в жизни каждого японца как высший авторитет, даже в городе, который, казалось, благоприятствует анонимности жизни и умножает количество одиноких душ и изгоев. На первый взгляд кажется, что этот разрушительный мир ослабляет первостепенную важность семейных связей; но при внимательном рассмотрении становится ясно, что семья не утратила своих позиций, и именно это оправдывает, казалось бы, совершенно бессмысленное поведение.
Японская семья, несмотря на ветер современности, который, как и в других местах, стремится все изменить, в большинстве случаев живет по патриархальному образцу. Обусловленная стремительным, относительно недавно начавшимся экономическим развитием страны, она в некоторой степени еще близка к состоянию, которое было характерно для европейских семей до начала промышленной революции и развития философии индивидуализма. Некоторые японские историки не без юмора утверждают, что знаменитый «Античный город» Фюстеля де Куланжа (1864) мог бы считаться превосходным пособием для исследования семьи в Японии, если просто изменить термины.
Семейная организация, сильно привязанная к родству по мужской линии и имеющая свой алтарь (родной дом, где сохраняются воспоминания об умерших), плохо вписывается в городской муравейник. Для того чтобы понять ее характер и не спеша разобраться в родственных связях и взаимоотношениях, надо отправиться в сельскую местность.
Все дома в японской провинции имеют деревянные и глинобитные стены, увенчанные крышей, которая хорошо укрывает от непогоды. Общее не исключает заметных отличий.
Дома в Тохоку часто строятся по плану, напоминающему букву L.
Дома в Ниигата-кэн, где довольно долго лежит снег, снабжены защитными портиками.
В домах Нагано-кэн, имеющих двойную крышу, окна могут открываться на крытую галерею, другие дома крыты тяжелыми крышами, наподобие альпийских шале.
Дома в Гифу-кэн стоят под высокой двухскатной крышей, поддерживаемой основной мощной балкой. Жилые и хозяйственные постройки распределены в прямоугольнике.
Для лучшей защиты от жестоких ветров, дующих с моря, дома в Вакаяма-кэн снабжены толстой оградой, которая ставится перед домом или по краю сада, чтобы о нее бился ветер.
Жилища в Сага или Фукуока часто принимают форму буквы V. Внутренний двор, расположенный на северной стороне участка, обычно находится под открытым небом, но иногда общая крыша покрывает и дом и двор.
Наилучшим хранилищем семейных традиций, без сомнения, является далекий Тохоку, лучше защищенный, чем Юг страны, от землетрясений, которые в доисторические времена и на протяжении всей японской истории сопровождали развитие цивилизации от берегов Кюсю до современного Токийского залива. Жилище в старинной деревне (
