Золушка копошится в углу, перебирая что-то: то ли действительно пшено и гречку, то ли… Черт, не видно из-за золы, которой, кажется, наполнена кухня.
— Золушка, почему ты не навела порядок в кухне?
— Я… Ой! — Золушка поспешно прячет что-то в карман передника. Нет охоты проверять, что именно. — А вы же сказали, чтобы я перебирала зерно!
Зола частично осела на пол. Да, теперь я вижу, что зерно осталось в том же виде, в котором оно было три часа назад, когда я заходила на кухню за пирогом. Мои дочери очень любят сладкие пироги, а я очень люблю своих дочерей. Целыми днями они прядут или вышивают, сидя под окном, и уже добились определенных успехов. Богачи все чаще обращают внимание на работу моих дочек. Я горжусь ими.
— Но ты не перебирала и зерно! Золушка, чем ты занимаешься целыми днями? Неделю назад ты сожгла скатерть и так до сих пор не навела порядок в кухне! Эти горелые лоскуты, эта бесконечная зола вокруг. Кажется, мне придется поговорить с твоим отцом!
Упоминание об отце действует безотказно: Золушке отлично известно, что я наняла ее на работу по просьбе этого мягкотелого неудачника. Будь моя воля — ноги бы ее в этом доме не было, но каждая женщина может позволить себе слабость и сделать приятное любимому человеку.
Итак, Золушка теперь работает на меня. Сказать, что она ленива, я не могу: все-таки девочка старается угодить мне, своей благодетельнице, и не хочет расстраивать отца. Но, верно, мать не приучила ее к труду так, как я приучила своих красавиц-дочек!
— Золушка, постарайся перебрать зерно к вечеру, иначе мы все останемся без ужина!
Готовку я ей, разумеется, не доверяю: иначе мы останемся также без завтрака и обеда.
К вечеру зерно не перебрано, зато Золушка очень довольна своей работой: она все-таки заставила себя прибраться на кухне. Получилось лучше, чем я ожидала. Все-таки у девчонки есть способности!
Ложимся спать на голодный желудок. Мои умницы-дочки все понимают и не поднимают восстания голодных рабов.
У меня доброе сердце: невозможно долго сердиться на Золушку, она ведь еще так юна! К тому же солнце светит ярко и день обещает быть приятным и милым. Мои кровиночки уже прядут: встали с рассветом, умнички!
— Золушка, через неделю во дворце бал. Мы возьмем тебя с собой, если будешь хорошо себя вести и тщательно выполнять все мои задания.
— О, мэм, да, мэм! Скорее давайте мне много заданий! А что мне надеть на бал?
— Бал будет через неделю. А пока пойди перебери зерно, милочка, да посади до конца недели 20 розовых кустов.
— А где взять кусты?
— Они стоят в лотках за сараем. Красиво рассади их вокруг дорожки и под окнами, чтобы моим дочуркам было приятно, они так любят розы! Но сначала перебери зерно!
Золушка деловито поспешает прочь.
Ближе к вечеру я замечаю, что все кусты посажены: пусть не так идеально, как это могла бы сделать я, но и не без творческого подхода.
— Золушка, ты делаешь успехи! Да что там — ты просто молодец! — хвалю ее я и отправляюсь в кухню — варить на всех гречневую кашу.
Зерно стоит в мешках, нетронутое. Розы показались Золушке более занимательным предметом для приложения сил.
Ужинаем оставшимся с обеда грибным супом. Моим золоткам это даже нравится: они очень любят грибной суп.
За пару часов до бала Золушка уже облачилась в платье и бегает по саду, страшно довольная. Платья моих девочек валяются в беспорядке под гладильной доской, а мое вообще киснет в тазу. Отец Золушки, кряхтя, сам чистит свои сапоги, а ведь ему нельзя перенапрягаться!
— Золушка! Золушка!
— Мы уже едем на бал?
— Мы? Никто никуда не едет. Почему? Платья? Еще? Не готовы?
— А я… Ну в самом деле, упомнишь ли?
— Я напоминала о них тебе каждый день! Вчера ты сказала, что все уже готово!
— Да… Я ведь нашла их в шкафах, а на вашем платье было пятно! Вы ничего не сказали про пятно! Я решила отстирать его. Или это я посадила его… Столько работы, мэм!
Пока Золушка оправдывается, мои трудолюбивые пчелки сами гладят свои платья и помогают отчиму почистить костюм. Мне приходится ехать в платье Золушки, накинув на плечи элегантную шаль: что да, то да, платье этой мерзавки не сходится на моей спине, но это лучше, чем ничего.
Сегодня ей все-таки удалось вывести меня из себя.
— И побели забор! — вхожу я в раж. — И подстриги деревья! И кустарники! Рыбы налови! И накопти! Медведя в лесу поймай и научи танцевать нижний брейк! И верхний! К нашему приезду все должно быть готово, иначе я уволю тебя без выходного пособия!
Золушка размазывает слезы по щекам. Мы уезжаем, не снизойдя до нее, хотя мои добрые девочки предлагают простить засранку.
На полпути у меня начинает болеть сердце. Все-таки эта дурашка старается, не ее вина в том, что она не родилась такой смышленой, как мои дочери.
Звоню по телефону своей крестной фее:
— Милочка, тут такое дело… Не могла бы ты слетать ко мне домой и помочь Золушке с работой? Боюсь, одной ей не справиться.
©Ольга Лукас, 2005
Иван Матвеев
Игра по правилам
Где-то в снежной пустыне, где в древности возникли когда-то и сгинули величественные арктические царства, солнце, касаясь края горизонта, бледными лучами освещает холодные скалы, что покрыты снегом чистой и нетронутой белизны.
Отсветы этих лучей касаются и застывших в холодном безмолвии черных озер, цепь которых тянется к подножию циклопического, невероятной высоты пика. Черное его основание пропадает в солнечном тумане, середины мягко касаются подсвеченные золотым облака, а дальше небо стремительно чернеет, и вот уже появляются звезды. Вершина темного колосса настолько ужасающе далеко от земли, что находится вровень с пустым эфиром.
Но там, где пик начинает истончаться, чтобы проколоть небо для еще одной звезды, в черном массиве видна светящаяся слабым желтым светом точка. И… да, от скалы в сторону отходит зубчатая башенка.
Точка та — на самом деле окно, что выпускает наружу свет внутренней залы замка. И замок этот, что на краю света, в холодной пустоте, зовется…
— Неведомый Кадат, — ехидно сказал редактор. — Я, знаете ли, тоже читал Лавкрафта. Описание этого замка — ну один в один Кадат. Вы забыли упомянуть про оникс.
— Там, дальше, есть и оникс, — мрачно ответил автор. — Это не плагиат. У Лавкрафта что, патент на все замки на вершинах громадных скал?
— В снежной пустыне на краю света, — подсказал редактор.
— А если бы я, скажем, сам был магом и, начитавшись Лавкрафта, построил себе такой же замок? А потом его кто-нибудь описал? Какой же это плагиат?
Некоторое время оба сидели молча. Редактор, средних лет мужчина с заостренными чертами лица, черные волосы зачесаны назад, серые глаза излучают уверенность и энергию. Что касается улыбки, в этом деле он вполне мог бы конкурировать с Моной Лизой.
