У насекомых, пауков, рыб, лягушек, ящериц территории обычно маленькие — несколько квадратных метров или даже сантиметров, например, у рыбок в аквариумах. Зоологи решили измерить некоторые территории и нашли, что у тропических ящериц они не больше 30–40 квадратных метров, у техасских лягушек 400 квадратных метров, у лебедя — один квадратный километр, у косули примерно в пять, а у оленя раз в десять больше (тысяча и 2,5 тысячи акров). У льва и тигра охотничьи угодья около двадцати квадратных километров и даже больше.
Не всегда территория бывает там, где гнездо или логово: утки иногда улетают кормиться за километр и дальше от гнезд. В таких случаях у них два владения: маленькое около гнезда и большое, где они кормятся.
Стадо бабуинов, в котором примерно 80 обезьян, владеет территорией около 15 квадратных километров. Но все эти километры павианы обживают не одинаково: есть такие уголки, где они почти не бывают. По другим же бродят постоянно. Тут у них есть и деревья для сна — на них всегда ночуют. И «столовые» — там они обычно кормятся. И площадки для игр, и места для водопоя. Если воды в округе мало, то там, где она есть, иногда собираются на водопой сразу несколько обезьяньих стад, и все пьют вместе. Без ссор и драк. Неважно, на чьей территории вода — хозяева не гонят пришельцев. Видно, водоемы у них в общем пользовании. Напившись, стада расходятся, и редко кто из обезьян от своих уходит в чужое стадо.
Не только у павианов, а, по-видимому, у всех животных территории делятся на небольшие участки, где их владельцы занимаются разными своими делами: в одном месте спят, в другом чистятся, пьют, едят, в третьем — у них нора или другое убежище (и часто не одно). Не где попало отмечают и границы. А у многих есть даже и «уборные»: либо одна, либо множество, но все в определенных местах, как у бегемотов.
Все эти квартиры или, вернее, санузлы, туалеты, столовые, спальни, детские и прочие части квартир связывают хорошо вытоптанные дорожки, тропки или менее заметные переходы, но маршрут их, как правило, постоянен. Они петляют во всех направлениях по собственной территории, но у границ чужой обычно обрываются.
Как же не путают, где своя, а где чужая? Ведь никаких указателей на деревьях не развешено…
Впрочем, не совсем так. Печатными словами нигде не сказано, в чьи владения вы вступаете. Но пограничные столбы у территорий есть. «Материал», из которого они изготовлены, разный. Он часто вокальный: ведь птицы поют не для того, чтобы услаждать слух влюбленных, хотя, возможно, им это и приятно. А главным образом для того, чтобы все соседи знали, где владения певца. Здесь действует неписаное правило: «Где слышен мой голос, там и моя территория!»
Впрочем, многое зависит тут от площади, пригодной для устройства гнезд. Если она мала, а птиц много, то их самцы, потеснив друг друга, часто поют не только слыша, но и видя один другого. Но тогда и территории у них меньше предусмотренных природой.
Орангутанги и обезьяны ревуны, эволюционируя, обзавелись даже мощными «динамиками», которые усиливают их крик во сто крат. У орангутангов — это надувные, как меха у волынки, мешки на горле, а у ревунов — особые резонаторы в голосовых связках. Свой район оглашает ревом и олень, и бык, и лев — это тоже оповещение претендентам.
«Пограничные столбы» другого сорта животные изготавливают из своих запахов. Я уже немного говорил об этом, когда рассказывал, как самцы и самки находят друг друга. Всевозможные пахучие железы, которыми щедро наделены многие звери, служат им не только эту службу. Они и пригласительные письма для дам, и объявления на границах владений о том, что место здесь занято.
Территория, говорит 3. Веселовский, «буквально надушена специфическим запахом животного», которое на ней живет (у куниц, хорей и лис он такой сильный, что даже человек его чувствует). И запахи постоянно подновляются. Обычно, проснувшись, умывшись и позавтракав, владельцы тотчас идут дозором по своим владениям и всюду, где надо, ставят пометки.
Собаки, лисы и волки, которые, как известно, объявляют о своем присутствии, поднимая задние лапы на заборы, столбы, деревья и кусты, экономят буквально каждую каплю мочи, чтобы хватило ее на все «пограничные столбы».
Обезьяны ног не поднимают, а берут мочу на ладонь и размазывают по веткам. «Я держал в клетке, — рассказывает З. Веселовский, — индомалайскую полуобезьянку лори, которая после каждой чистки клетки лишь удваивала свои усилия в употреблении упомянутой жидкости».
Медведь тоже, извалявшись в своей моче, трется потом о деревья.
Зубры тоже, ободрав рогами кору, валяются в своей моче и трутся потом о дерево.
И барсук трется о кусты, и гиена, и соболь, и куница, и многие другие звери. А наш старый знакомый, скунс, прогуливаясь по своим владениям, время от времени прыскает на траву боевой жидкостью.
Бывают, так сказать, и визуальные, то есть зримые, заявки на владения. Те же медведи, не довольствуясь запахом, обдирают кору на стволах, которые после этого своей белизной сигналят о правах собственности косолапого.
Многие хищные птицы долго кружат над полями и лесами. А пустельга, облюбовав гнездо, пикирует над ним.
Некоторые лягушки и рыбы особыми движениями такие же знаки подают соседям.
Но если соседей они не останавливают, и те, игнорируя пограничные сигналы, слишком близко приближаются к чужим владениям, то нахалам посылают здесь второе серьезное предупреждение. Пантомимы, с которыми некоторые животные выступают перед противником из своего племени[41] на границах охотничьих участков, зоологи так и называют — «пограничные позы». Они часто очень забавны.
Колюшка грозит сопернику, посмевшему заплыть в ее территориальные воды, исполняя некий танец на голове. Если и этого мало, то кусает дно. Серебристые чайки рвут траву. Бык рогами и копытами роет землю.
Петухи в такого рода конфликтах с азартом клюют друг перед другом воображаемые зерна. Синицы поступают так же. Скворцы и журавли демонстративно чистят свое оперение перед самым носом врага, а шилоклювки и кулики-сороки делают вид, что очень хотят спать: до того, видите ли, им скучен и неинтересен вид этого нудного наглеца, требующего доли в их владениях. Они суют голову под крыло и приседают, имитируя позу, в которой обычно спят.
Действие это, конечно, инстинктивно и не выражает истинного презрения, хотя по странной случайности и в самом деле его напоминает.
Вся жизнь — игра
Если это так, то животные неплохо живут: они много играют. И на воле и в неволе.
У некоторых есть даже площадки для игр. Зоолог Шлёт две тысячи часов провел в седле, всюду поспевая за стадом одичавших коров на юге Франции, в Камарге. Он видел, как коровы, едва переступив границы игровых площадок — на них обычно вся трава вытоптана и есть где побегать, — сейчас же, «словно автоматически срабатывает какой-то механизм, начинают играть. Бодаются, гоняются друг за другом, кувыркаясь, катаются по земле… Телята с воплями восторга скачут, задрав хвосты, и вертятся, пытаясь их поймать, что они проделывают почти так же мило, как котята».
Обычно играет молодежь, но часто полувзрослые и взрослые коровы не могут утерпеть и тоже
