Статьи и заметки

ее к положению Милославского неверно.

Должно заметить, что выражение меж тем чрезмерно часто и иногда некстати употребляется в целом романе, А всего досаднее оно после прекрасного, исполненного чувства обращения автора на стр. 121:

О, как недостаточен, как бессилен язык человеческий для выражения высоких чувств души, пробудившейся от своего земного усыпления. Сколько жизней можно отдать за одно мгновение небесного чистого восторга, который наполнял в сию торжественную минуту сердца всех русских! Нет, любовь к отечеству не земное чувство! Она слабый, но верный отголосок непреодолимой любви к тому безвестному отечеству, о котором, не постигая сами тоски своей, мы скорбим и тоскуем почти со дня рожденья нашего.

Меж тем все спешили по домам и пр.

Часть III.

1) Запорожец, столько преданный Юрью, узнав о мнимой его смерти, вскрикивает: ах боже мой, боже мой… и велит казакам подать кису с водкой и пирогом (стр. 8). Это не в характере Кирши: он слишком горячо привязан к Милославскому.

2) Лошади шарахнулись и стали (стр. 16). Шарахнулись не значит испугались, а бросились от испуга.

3) Что же прибыли, что Юрий и жив (стр. 21); и правильнее по смыслу речи, и лучше сказать: если Юрий и жив.

4) Сочинитель говорит на одной и той же 58 стр.: и в наше время многие воображают Муромские леса

Жилищем ведьм, волков,
Разбойников и злых духов.

А несколько строк пониже: о ведьмах не говорят уже и в самом Киеве; злые духи остались в одних операх, и пр.

5) Автор прекрасно выдержал характер запорожца Кирши, который не согласился вытащить утопающего в болоте земского ярыжку (стр. 96), но, кажется, в оправдание Кирши надобно бы сказать, что, вытаскивая разбойника, подвергались опасности утонуть честные его товарищи. Притом не худо объяснить, что дорога по таким непроходимым топям делается из гати, которая, перегнив, превращается в чернозем, а по оному растут не одни уже болотные травы и корнями связывают зыбкую трясину. Этого не все знают. Стая волков, бегущая к утопшему, хотя производит эффект на читателя, но это несправедливо. Никакое чутье не могло слышать запаха от человека, затянутого глубоко в тину, тем более по прошествии одной минуты.

6) В течение сего разговора (стр. 98). Нехорошо. Лучше: в продолжение.

7) Опять искажение пословицы: Не спросясь броду, не бросайся в воду. Надо сказать: не суйся в воду. При некотором размышлении всякий почувствует, что бросаться и соваться не синонимы.

8) На стр. 112 сочинитель говорит, что Троицкая лавра отстоит от Москвы не далее шестидесяти четырех верст. Тут надобно сказать положительно: во стольких-то верстах.

9) Я едва смею надеяться, что ты не отринешь и пр., нехороша фраза.

10) Хлебы пересидели (стр. 142); говорится: пересиделись.

11) (стр. 175) невероятно, чтоб у Анастасии, бывшей в руках грабителей-шишей, нашлись, как нарочно, на пальцах два золотых перстня для обрученья.

12) Он приподнял раненого, в котором читатели, вероятно, узнали уже боярина Кручину. Никак нельзя узнать; сочинитель описал местоположение, не известное читателям.

13) Анастасия, обвенчавшись с Юрием, через несколько минут прижимает руку его к своему сердцу и говорит: чувствуешь ли, как бьется мое сердце? Оно живет тобою и пр. …И действие и слова не в характере того времени. Анастасия могла взять руку Юрия и поцеловать. Также, прощаясь с ним у ворот Хотьковского монастыря, по нашему мнению, следовало бы ей поклониться в ноги своему спасителю, супругу и господину.

Искренно признаемся, что большая часть наших замечаний маловажны; это послужит доказательством автору внимания, с которым мы читали его сочинение, и желания видеть труд его в совершеннейшем виде. Хотели было мы выписать несколько страниц из лучших мест, но поистине затруднились в выборе: весь роман есть одна из приятнейших и замечательных страниц в летописях нашей словесности.[34]

К сожалению, должно прибавить, что, несмотря на хорошую бумагу и буквы, печать нехороша и что бесчисленное множество знаков восклицаний, двоеточий и тире, часто неверно поставленных, досаждают читателю. Правописание также несколько капризно. Виньеты гравированы недурно, но нарисованы очень плохо. Мы уверены, что скоро понадобится второе издание, в котором, конечно, постараются избегнуть этих мелочных недостатков.

РЕКОМЕНДАЦИЯ МИНИСТРА

Довольно рано поутру, то есть в одиннадцатом часу, и в приемный день докладывают министру, что какой-то чиновник с рекомендательным письмом просит позволения представиться его высокопревосходительству. Министр был человек неласковый на приемы. «Черт бы его взял! — закричал он. — Что ему надобно? Впусти его». Чиновник входит тихими шагами, униженно кланяется и объясняет, что его высокопревосходительство обещался при случае замолвить за него словечко. «Вот тебе раз! — заревел министр. — Ты, батюшка, сумасшедший: я сроду тебя не видывал». — «Точно так, ваше высокопревосходительство, но вот письмо той особы, которой вы изволили обещать — попросить за меня», — и чиновник подал письмо с низким поклоном. Письмо было от такого человека, которому нельзя было отказать. Министр бесился, но делать нечего. «Ну хорошо, — сказал он, — хоть я тебя не знаю и ты просишь важного места, на которое много искателей, но так и быть: для его сиятельства я напишу письмо к N. N., а он для меня даст тебе место. Садись и пиши». Чиновник сел за письменный стол, взял бумагу, перо, обмакнул его в чернилицу и с подобострастием ожидал диктовки. «Пиши, — начал министр, ходя большими шагами по комнате. — Милостивый государь мой… Ну, пиши, как его зовут?» — «Я не знаю, ваше высокопревосходительство», — с трепетом и едва внятным голосом отвечал чиновник… — «Ну вот, батюшка, ведь ты глуп! Не знаешь, как зовут того, кого надобно просить за тебя!» — «Кажется, Иван Федорович или Федотович…» — «Ну, пусть будет он Федотович, пиши: Милостивый государь мой Иван Федотович! Написал?» — «Написал, ваше высокопревосходительство». — «Покажи… Ну, батюшка, ты совсем дурак. Зачем ты поставил знак восклицанья? Ведь он не министр и не равный мне: пристало ли моему знаку восклицания стоять перед ним во фрунте? Точку, сударь, ему, точку. Пиши: податель сего письма известен мне… Ну, да черт тебя знает, как ты мне известен!» — «Письмо его сиятельства», — промолвил чиновник. «Ну, ну, пиши: известен мне за способного и знающего чиновника, а потому прошу вас, милостивый государь