[Ma blessure trop vive aussitot a saigne Ce n'est plus une ardeur dans mes veines cachees: C'est Venus tout entiere a sa proie attachee.] (Там же.)
Едва ли кто-нибудь согласится признать сии стихи лучшими французских, хотя Киприда и названа в них Фурией. — Следующие же стихи, названные не уступающими подлиннику, в которых (как сказано в «Сыне отечества» на стр. 58) переводчик идет рядом с Расином, весьма далеко отстоят от него:
Как скучен сей наряд, как тягостны покровы. Чья дерзкая рука власы мои сплела И на челе моем так пышно собрала? Все ненавистно мне, все грустно и постыло. [Que ces vains ornements, que ces voiles me pesent! Quelle importune main, en formant tous ces noeuds, A pris soin sur mon front d'assembler mes cheveux? Tout m'afflige et me nuit et conspire a me nulre.] Вместо дерзкая должно сказать докучная, как заметил и г. сочинитель «Разбора»; слово пышно совсем лишнее; наконец, где мысль и мастерское падение звуков последнего стиха: tout m'afflige et me nuit et conspire a me nuire?
Зачем я не в тени развесистых древес! Когда сквозь пыльный вихрь узрю коней с возницей И взором понесусь за быстрой колесницей?.. [Dieux, que ne suis-je assise a l'ombre de forets! Quand pourrai-je au travers d'une noble poussiere, Suivre de l'oeil un char fuyant dans la carriere?] Сии стихи также гораздо хуже французских. Пыльный вихрь то ли, что noble poussiere? Узрю коней с возницей — принадлежит переводчику и совсем лишнее. Перенесены ли на русский язык красоты превосходного стиха: Suivre de l'oeil un char fuyant dans la carriere? Слово: fuyant, сказанное искусною актрисою, заставляло некогда забывшихся зрителей искать взорами исчезающей в отдалении колесницы; русский стих не позволит русской актрисе произвести такого действия.
Какого ждешь плода за все твое стенанье? Вздрогнешь от ужаса, коль я прерву молчанье. [Quelle fruit esperes tu de tant de violence? Tu fremiras d'horreur si je romps le silence.] Стенанье? Расин говорит: violence? усилие, чтоб проникнуть тайну Федры? тогда мысль правильна; но какого ждать плода за стенанье? Теперь обращусь назад к известному и прославленному рассказу Терамена (о котором напечатано в «Сыне отечества»: «В некоторых местах, а особливо в рассказе Терамена, он (переводчик) даже побеждал непобедимого», стр. 57), и осмелюсь признаться, что подражательная гармония русского перевода мне кажется неудачною и что от г. Лобанова должно было ожидать лучшего. Я говорю только об отрывке, напечатанном в «Сыне отечества».
Неукротимый вол, неистовый дракон, Вращая ошибом, крутился, прядал он. . .
Земля содрогнулась, тлетворен воздух стал; Его извергший вал со страхом отбежал! [Indomptable taureau, dragon impetueux, Sa croupe se recourbe en replis tortueux; . . . .
La terre s'en emeut, l'air en est infecte; Le flot qui l'apporta recule epouvante.]
