— Ну ладно, лягу в больницу.
В задумчивости Зеленин вышел из дома. «Похоже на язву, — думал он. — Нужно будет посадить его на диету. А выдержит ли он?» Еще больше, чем симптомы болезни, Зеленина занимала судьба Ибрагима. Тогда, во время осмотра симулянтов из третьего барака, он понял, что вспышка Еналеева была искренней. А это было для Александра пробой человека. Потом как-то Тимоша сказал, что Ибрагим стал неплохо работать и вроде понемногу отходит от Федькиной компании. И вот теперь, оказывается, он женился, да еще на женщине, которую все категорически считали «самостоятельной». Такая не пойдет за трепача.
Зеленин сощурился на солнце и приложил ладонь к глазам. Он увидел, что Инна «лесенкой» лезет вверх по склону.
Они катались вместе до темноты и вернулись домой, еле волоча ноги.
Инна и Александр сидят с ногами на тахте. В комнате светятся только шкала приемника и сигарета Зеленина.
Инна положила голову на плечо мужа. Они сидят обнявшись и ждут. Напряженное ожидание большого зала прилетело к ним сюда по радиоволнам из Москвы.
И чудо свершается. Кажется, что кто-то нервный, прекрасный подсел к ним, положил им на плечи большие руки и смотрит в упор огромными, вбирающими весь мир, сводящими с ума глазами. Звучит рояль.
— Да-да, — шепчет Инна.
И больше не нужно слов. Нужно молчать, но Сашка лепечет:
— Боже мой, какое счастье быть хотя бы причастным к искусству! Хотя бы таскать рояль!
— Помолчи! — обрывает она.
Тот, кто пришел сюда, встает, ходит по темной комнате, смотрит в окна, разводит руками немом вопросе, потрясает кулаками в гневе, сжимает руки у себя на груди, словно задыхаясь от счастья, и наконец, сделав торжественный прощальный жест, исчезает.
Через минуту Инна говорит:
— Понимаешь, Сашка, я играю…
Он понимает сразу, что она играет по-настоящему. Раз она осмелилась сказать это сейчас, значит, по-настоящему.
— Как бы я хотел послушать тебя!
Без улыбки
Ибрагим гулял по березовой роще, поджидая жену. Он признавался себе, что все еще смущается этих новых, неведомых для прежнего Ибрагима отношений с женщиной, стыдится перед людьми. Поэтому он и поджидал ее всегда в березовой рощице возле больницы. Он топтался взад-вперед по тропинке и волновался, вспоминал, как много лет назад, в другой жизни, восемнадцатилетний юноша бродил по набережной в Баку и испытывал точно такое же волнение.
Неожиданно он увидел мужскую фигуру, приближающуюся к нему знакомой развалистой походкой. Это был Федор Бугров.
— Здорово, Ибрагим! — радостно заорал он и хлопнул его по плечу.
— Здравствуй, раз не шутишь, — осторожно ответил Ибрагим.
— Ну, как ты тут кантуешься?
— Оклемался маленько.
Федька подтолкнул его к скамейке, рукавицей смахнул снег, вытащил из кармана поллитровку, развернул газету, в которую были завернуты кусок сыра и соленые огурцы.
— За поправку, что ли, Ибрагим? Тяни!
Ибрагим отстранился:
— Н-ни, диет соблюдаю, Федька.
— Чего-о?
— Диет. Ничего кушать нельзя: барашка нельзя, селедку нельзя, водку нельзя, ничего нельзя. Доктор запретил.
Федька перекосился:
— Слушай ты лепилу этого лопоухого!
— Ничего нельзя, — повторил Ибрагим и приосанился, — язва двенадцатиперстной кишки у меня.
— Во-он как! — с насмешливой неприязнью протянул Федька. — Ну, как знаешь, будь здоров!
Он запрокинул голову. Заклокотала водочка. Сладостно хрустнул перекушенный пополам огурец. Ибрагим глотнул мучительную слюну и вырвал из Федькиных рук бутылку. Через пять минут они сидели обнявшись на скамейке и голосили мало кому известную песню «В кошмарном темном лесу». Ибрагим действительно опьянел, а Федька только притворялся, вторил песне и хитро блестел глазами. Неожиданно они услышали голоса и смех. По тропинке со стороны озера шла парочка с лыжами на плечах. Спустя минуту они узнали доктора с женой. Инна что-то весело тараторила, а Зеленин хватался за живот, хохотал и задыхался. Он прошел бы мимо Ибрагима и Федьки, не заметив, если бы Инна не подтолкнула его. Тогда он остановился, протер очки и уставился на Ибрагима, который сидел не двигаясь.
— Та-ак, час коктейлей? — протянул Зеленин и воскликнул: — Как вам не стыдно, Ибрагим! Водка и соленые огурцы! Неплохая диета для язвенника! Я очень огорчен, но придется вас выписать за нарушение режима. А вас, — обратился он к Федьке, — я попрошу больше не появляться на территории больницы. — Он сказал это, как будто не было между ним и Федькой каких-то особых отношений, и Бугров промолчал, не трогаясь с места.
— Ух ты, какой строгий доктор! — засмеялась Инна, когда они отошли на несколько шагов. — Неужели ты его действительно выпишешь?
— Инна, — тихо проговорил Зеленин, — этот человек, тот, что был с Ибрагимом, мой страшный враг.
Что— то было в его голосе, отчего Инна сразу посерьезнела.
— Кто он, Саша?
— Он бандит.
— Что у тебя общего с ним?
— Не хотел я тебе об этом говорить…
Инна остановилась, схватила Александра за шарф и сказала взволнованно:
— Я должна знать все.
— Ну хорошо. Ты ведь уже знаешь Дашу Гурьянову? Федька в нее влюблен и вообразил, понимаешь ли, что я тоже… Стой, если уж говорить, то все.
— Ты действительно был в нее влюблен? — небрежным тоном спросила Инна.
— Нет, но одно время казалось, что между нами что-то возникло. Ты знаешь, человеку иногда трудно разобраться в своих чувствах и наклеить на них ярлыки: любовь, дружба, ненависть и так далее. Так вот и мне на какое-то короткое время показалось, что я испытываю к Даше не просто дружеское, теплое чувство.
— Это когда ты в письмах стал описывать природу? — перебила его она.
— Да, примерно тогда.
