кирпичные дома, составляющие жилые комплексы Норра Бископсгорден. Многоэтажные постройки, которые они видели на въезде, были только по периметру — стояли как часовые. Или как стены, отгораживающие жизнь в районе от окружающего мира. А здесь, внутри, дома сравнительно невысокие, с просторными дворами и детскими площадками. Небольшое футбольное поле. Семь на семь играть можно, прикинул Винтер. Шведский флаг. Мимо прошли несколько человек — ни одного светловолосого. У магазина поодаль стоял крытый грузовичок с яркой надписью «Симмо Гросс».
Они вошли в широкие ворота. Большой двор, хотя в таком тумане определить трудно. Во всяком случае, другого конца почти не видно. «А для Эстер, должно быть, всегда так, — подумала Карин Сольберг. — Все в тумане. Я сейчас вижу ее глазами». Несколько детей висят на маленькой шведской стенке. Две женщины в черном держат над собой дождевик, как палатку. Один малыш крикнул что-то, что именно, Винтер не расслышал. Голос словно утонул в тумане, затерялся в стенах домов.
Они свернули налево ко второму подъезду. Винтер прочитал список жильцов у лифта. Али. Хайави. Гюльмер. Санчес. И наконец Бергман. По две квартиры на этаже. Они прошли пол марша по лестнице, и Карин позвонила в дверь. Он посмотрел на Рингмара. Черт, он же обещал прийти один! Не успел Винтер додумать эту мысль, как дверь открылась. Старушка точно ждала их звонка.
Они выпили крепкого кофе. Эстер Бергман предложила еще по чашке, и Винтер с удовольствием согласился. В комнате немного пахло пылью и чем-то сладковатым — обычный стариковский запах. Гобеленчики на стене с вышитыми мудрыми изречениями. Окно приоткрыто, со двора доносятся крики детей.
— Значит, госпожа Бергман не видела Хелену и ее дочку уже давно? — спросил он как можно мягче.
— Я и не знала, как ее зовут.
— Девочку зовут Йенни.
— Рыженькая. И что с ними случилось?
— Пока неизвестно. Затем мы и приехали.
— Но если приехали, значит, что-то случилось?
Рингмар выразительно посмотрел на Винтера, а Карин взглянула в окно. Может, со старушкой поговорить позже?
— Мы получили письмо госпожи Бергман и приехали.
— А он и в самом деле полицейский? — спросила Эстер, глядя на Винтера.
— Да. — Винтер поставил чашку. — Я полицейский.
— Такой молоденький…
«Ну вот, опять я заговорила, как старуха. Нервничаю, что ли? — подумала Эстер. — Но этот-то, длинноволосый… И одет, будто на свадьбу собрался. Полицейские же стригутся коротко, как тот, второй. Тот и постарше, но почему-то молчит».
— Такой молоденький, — повторила она. — Не намного старше ее.
— Кого?
— Ее. Матери. Ну, которая со светлыми волосами.
— Значит, они не появлялись с тех пор, как… переменилась погода? Когда кончилась жара?
— До этого… задолго до этого. Жарко было, это да. Я сидела у окна, а их не видела.
Они вышли во двор. Дети куда-то разбежались, или их позвали домой. Начинало темнеть.
— Будем открывать, — сказал Винтер. Рингмар молча кивнул. — Но сначала позвоним в дверь. — Он посмотрел на Карин Сольберг.
Та достала мобильный и набрала номер слесаря. Винтер приветливо помахал Эстер Бергман, которая так и не отходила от окна.
— Она что, всегда здесь сидит?
— Думаю, довольно часто. И не она одна.
— А вы тоже живете в этом районе?
— Я? А какое это имеет значение?
— Может, и никакого… Я, скорее, хотел спросить, насколько хорошо вы здесь ориентируетесь. Я имею в виду, в нерабочее время.
— Я живу рядом с Висельгренплац.
— Далеко…
— На транспорте — быстро.
— Я посмотрел в конторе расписание — вы здесь каждое утро?
— С восьми до девяти.
— То есть все эти дома принадлежат одной компании? «Бустадсбулагет»? «ББ»?
— Все, на сколько хватает глаз.
— В такую погоду глаз на много не хватает…
— И в хорошую тоже… — сказала Карин, — но мне нравится. Здесь неплохо, хотя народ по ту сторону реки… Те, кто живет в центре, считают, что здесь прямо Сталинград какой-то.
— Похоже на Лютцен, — заметил Винтер.
— Или на Гетеборг, — вставил Рингмар. — Кто-то к нам идет.
— Это слесарь, — сказала Карин Сольберг.
Подъезд был тщательно убран. Пахло моющим средством. Из декоративных соображений стены были не оштукатурены — на красивой кирпичной кладке висела остекленная доска со списком жильцов.
Перес, Аль-Абтах, Вонг, Шафаи, Густавссон.
Второй этаж. Хелена Андерсен.
В висках стучало. Ему было не по себе, и Рингмар явно это заметил. Бертиль знал, что Эрик окрестил неизвестную Хеленой, и никогда не спрашивал почему. Бертиль понимал — даже если держишь в руке самую что ни на есть крошечную ниточку, которая отчего-то кажется тебе важной, дело идет лучше.
Кто-то что-то сказал, но Винтер не расслышал.
— Второй этаж? Андерсен? — переспросил слесарь.
Он кивнул.
Они не стали вызывать лифт, поднялись пешком. На двери, над табличкой с надписью «X. Андерсен», висел детский рисунок. Винтер наклонился. Корабль на море. Небо над кораблем разделено на две части: справа идет дождь, а слева сияет солнце. В одном из круглых иллюминаторов видна голова: глаза, нос и рот. В самом низу подпись: «Йенни».
Он выпрямился, нажал на кнопку и вздрогнул. Звонок за дверью был еле слышен, но показался Винтеру очень громким. Рингмар надел перчатку и приподнял почтовый люк. На полу лежали рекламки и, похоже, несколько писем.
Винтер вновь позвонил, подождал и позвонил в третий раз. Никто не открывал. Ему вдруг захотелось повернуться и уйти, словно он испугался предстоящего зрелища. Словно бы внутри его ждало что-то такое жуткое, чего он и представить себе не мог. Он сглотнул и кивком попросил слесаря открыть дверь. Запасной ключ уже торчал в замке.
Дверь распахнулась. В прихожей было темно, все та же реклама и письма на полу в бледном прямоугольнике света из какого-то окна. Винтер попросил всех подождать, достал из кармана пластиковые бахилы, надел и двинулся вперед. Первое, что он услышал, — тихое урчание холодильника. Он повернул голову — вон он стоит. В кухне. Кухонное окно выходило во двор, точно как у Эстер Бергман. В застоявшемся воздухе пахло пылью и чем-то еще. Дверь направо закрыта. Впереди вторая дверь — очевидно, в гостиную. Напряжение железным обручем сдавило голову. Винтер с трудом преодолел желание достать пистолет. Он покосился на запертую дверь и двинулся дальше. Остановившись на пороге гостиной, он огляделся. Диван, столик, кресла. Маленький остекленный шкафчик с посудой. Телевизор. Комод. Засохшие цветы на узком подоконнике. На полу ковер, на стене — картина, изображающая индианку в национальном костюме.
Он все же достал оружие, резко толкнул закрытую дверь и отпрянул к стене прихожей. Подождал немного, прислушиваясь. Ничего, кроме тяжелого дыхания его спутников, сгрудившихся на пороге
