Домой!
Татьяна Гурова
Валерий Фадеев
Дальнейший рост богатства и успешности российского государства-нации невозможен без появления субъектов политики, способных, не прибегая к бюрократическим «костылям», реализовывать стратегически значимые для страны проекты
Почти водевильная история с Жераром Депардье, с которой начался 2013 год, может оказаться символической прелюдией к принципиальному изменению места России на мировом рынке капитала. Мы не можем знать точно, что имели в виду авторы этого сюжета с российской стороны, но трактовать это можно так: Россия не то место, откуда бегут деньги; низкие личные налоги, толерантный политический режим, огромные возможности для инвестирования — что еще нужно богатым свободолюбивым наглецам, агрессивным инвесторам и амбициозным предпринимателям? Можно спорить о том, нужен ли нам этот конкретный французский толстяк, но с тем, что в жесте («Добро пожаловать в Россию!») есть вызов привычному образу враждебной свободному капиталу, мрачной, насквозь государственнической страны, не поспоришь.
Переместимся от Депардье к американскому политологу Чарльзу Тилли. Анализируя историю становления демократических государств Запада, он предложил модель, в которой последовательное усиление государства как нации проходит в двух координатах и, соответственно, с использованием двух ресурсов власти: власти собственно государственной машины, по Тилли, «ресурса принуждения», и власти капитала, который Тилли иногда заменяет «ресурсом демократии». Здесь это важно отметить: в западной трактовке «капитал» и «демократия» часто жестко связаны. Вряд ли с этим можно полностью согласиться, есть много современных примеров энергичного капиталистического развития, когда страны остаются весьма далекими от западного понимания демократии. Тем не менее следует сказать, что истинная демократия может иметь место лишь тогда, когда она основана не на пустой болтовне и не на оружии, а на накопленном ресурсе капитала, который позволяет осмысленно сопротивляться машине государственного принуждения, не теряя при этом возможностей стратегического развития страны как нации. То есть в этой трактовке капитал и демократия — это не антагонисты государства-нации, а элементы, замещающие тотальную власть для осуществления целей развития.
Мы как-то раз уже рассматривали движение России в подобных координатах (тогда это были координаты «дееспособность государства — эффективность демократии»), но 2012 год позволяет нам скорректировать выводы и ожидания. Рассмотрим график . На вертикальной оси координат мы обозначили уровень государства-принуждения, на горизонтальном — уровень силы капитала. Начальная точка — 1985 год. СССР — государство без капитала с хорошо отлаженной, но уже не злобной машиной принуждения. С началом реформ Горбачева в 1988 году страна делает маленький шажок в сторону капитала (разрешена частная собственность, кооперативы и т. д.), автоматически слегка снижая уровень государственности. Однако действуй власть так осторожно, выверяя каждый шаг, мы бы сегодня, скорее всего, жили в государстве китайского типа. Систему сломали либерализация цен и почти обнуление государственного бюджета, стимулированные развалом и самого СССР, и, соответственно, всех хозяйственных связей союзных республик, что привело к катастрофическому падению силы государства-принуждения. Россия вступила в первую фазу буржуазной революции. Далее на протяжении почти десяти лет шло последовательное увеличение силы капитала. Со всей очевидностью капитал стал главной силой развития, что с особой ясностью подтвердили выборы 1996 года.
Однако кризис 1998-го и, еще более явно, террористические атаки на территории России показали недостаточность ресурса капитала для сохранения и развития нации. Приход к власти Владимира Путина ознаменовал начало нового периода развития страны — последовательного и масштабного усиления роли государства. До 2003 года это усиление проходило фактически без снижения роли капитала. Наоборот, наведение порядка с бюджетом и общее укрепление и стабилизация политического режима способствовали одновременному росту силы и государства, и капитала, о чем свидетельствовали начавшийся в 2002 году экономический подъем и рост капитализации крупнейших компаний. Однако с 2004 года мы должны зафиксировать отступление капитала по всем фронтам: в экономической части были явно усилены позиции государственных компаний, на них возложены большие надежды по развитию страны, в политическом плане «рука Кремля» активно выстраивала политические институты по своему плану и вкусу.
В первый год президентства Дмитрия Медведева под влиянием серьезных внешних обстоятельств — войны в Южной Осетии и экономического кризиса — государство еще некоторое время вынужденно демонстрировало силу своего влияния. Однако ресурс усиления уже был исчерпан: как только кризис был в целом преодолен, началась реализация сценария демократизации страны. Впрочем, здесь существенного движения не было. Медведев не опирался на капитал, скорее он опирался на тень капитала в лице достаточно радикальной оппозиции. По-видимому, медведевской команде казалось, что именно работа с радикальной оппозицией может означать реальную демократизацию режима. Однако такая работа лишь раскачивала ситуацию, но никак не способствовала концентрации ресурсов у свободолюбивых граждан: никаких шагов по расширению возможностей роста капитала и участия капитала в политике сделано не было. В результате по факту Кремль стимулировал активность оппозиции, подкармливаемой исключительно внешними ресурсами, а потому, естественно, мало заботящейся о развитии российского государства-нации. Впрочем, для нас в данный момент важнее не частные характеристики этого процесса, а масштаб: несмотря на большой информационный шум, в историческом масштабе события 2008–2011 годов мало что изменили. На нашем графике произошла лишь
