Живи как хочешь

ЛИДДЕВАЛЬ: Ноты? Какие ноты?

ЛИНА: Романс, который я пела четверть часа тому назад.

ЛИДДЕВАЛЬ: Не знаю. Почем мне знать? (Он несколько смущен. Лина смотрит на него в упор). Может быть, их убрали?

ЛИНА: Кто убрал?

ЛИДДЕВАЛЬ: Лакей… Постой, да не играла ли ты без нот?

ЛИНА: Нет, я играла по нотам! (Замечает на стуле свою сумку и поспешно ее раскрывает. Письмо на месте).

ЛИДДЕВАЛЬ: Да в чем дело? Почему тебе понадобились ноты? Если они пропали, я пошлю купить в магазин. Теперь вся Франция поет этот романс.

ЛИНА (звонит в колокольчик. Входит лакей): Вы не брали нот, которые были на пианофорте?

ЛАКЕЙ: Нет, сударыня. (Смотрит на инструмент). Они были тут, когда я подавал кофе, сударыня.

ЛИНА: Вы можете идти. (Лакей уходит. Лина надевает пальто, с ужасом глядя на Лиддеваля).

ЛИДДЕВАЛЬ (растерянно): В чем дело? В чем дело?

ЛИНА: Как… Как ты…

ЛИДДЕВАЛЬ: Не надевай еще пальто. Я освобожусь только минут через десять, ты простудишься.

ЛИНА: Я уезжаю.

ЛИДДЕВАЛЬ: Куда!

ЛИНА: В Сомюр, к Марселю.

ЛИДДЕВАЛЬ: Лина, да в чем дело?

ЛИНА: Ты знаешь, в чем дело! (В дверях). Я знала, что ты негодяй, но я не думала, что ты такой негодяй! (Уходит).

ЛИДДЕВАЛЬ. ПОТОМ ПЮТО.

ЛИДДЕВАЛЬ (Ходит по кабинету с очень расстроенным видом. Стук в дверь). – Войдите. (Входит Пюто). Ну, что?

ПЮТО (с радостной улыбкой): Догадка господина барона была совершенно правильна. Этот романс и был ключом к письму. Система Юлия Цезаря. Цифрами указана не настоящая буква, а следующая за ней в порядке алфавита. Если цифры указывают, например, на букву Б, то значит, надо читать А. Эта система имеет, правда, некоторые преимущества. Дело в том, что…

ЛИДДЕВАЛЬ (перебивает его): Да вы разобрали письмо или нет?

ПЮТО (обиженно): Разумеется, господин барон. (Протягивает ему бумагу. Лиддеваль почти вырывает ее из его рук).

ЛИДДЕВАЛЬ (читает): «Номер пятьдесят четыре. Сомюр двадцать четвертого декабря полночь».

ПЮТО: Для такого письма автор мог бы с гораздо лучшими результатами использовать систему графа Гронсфельда, которая…

ЛИДДЕВАЛЬ (небрежно кладет письмо в карман): Письмо оказалось совершенно не интересным. Дело идет о пустяке.

ПЮТО: Мне всегда это говорили, господин барон. Помню, я приносил расшифрованные письма покойному Робеспьеру. Он говорил это с точно такой же интонацией, как господин барон. Впрочем, по существу это совершенно верно. Войны, революции, заговоры, казни, – что тут интересного? Так всегда было, и так всегда будет.

ЛИДДЕВАЛЬ (еще небрежнее): На этот раз дело идет об одной замужней даме… Прошу вас никому ничего не рассказывать о письме.

ПЮТО: Это тоже мне говорили все заказчики, господин барон. А министр полиции Фуше еще обычно прибавлял: «Иначе вас могут постигнуть большие неприятности, господин Пюто, очень большие неприятности'… Разумеется, я никому никогда ничего ни о чем не говорю. Болтунам место в политике или в поэзии, господин барон, но никак не в черном кабинете. Прежде, в молодости, я еще немного интересовался содержанием писем, теперь меня интересует только шифр. Если мне удается трудная расшифровка, я позволяю себе обед в хорошем ресторане.

ЛИДДЕВАЛЬ: Вот вам тысяча франков, господин Пюто.

ПЮТО: Мне совестно, господин барон. Ведь все-таки ключ дали вы. Мне, право, совестно.

ЛИДДЕВАЛЬ (перебивая): Без угрызений совести теперь на свете не проживешь, господин Пюто. Доброго аппетита.

ПЮТО: Я очень благодарю господина барона. Тройной шифр! Конечно, эта замужняя дама очень боится своего мужа… До свиданья, господин барон.

Уходит. Лиддеваль садится за стол в раздумьи, потом берет в руки карандаш и листок бумаги.

ЗАНАВЕС.

VII