Рей Кавакубо, которая говорит, что добавила абстракции к «картинам» Hermes. И вот на легендарных шелковых каре проступили черные полосы, странные надписи, круги и клетка. В коллекции две линии: «Черное и Белое» (продается только в бутиках Comme des Garcons в Париже, Нью-Йорке и Токио) и «Цвет» (доступна в concept store, принадлежащем Кавакубо Dover Street Market в Лондоне и Токио). Стоят каре в зависимости от размера от 330 до 1500 фунтов стерлингов.
Caswell-Massey занимает почетное четвертое место в списке старейших американских косметических компаний. Начиналось все в 1752 году в аптеке города Ньюпорт. Фармацевт Хантер кроме лекарств делал одеколоны и мыло, что тогда составляло весь необходимый мужской уход. Собственно, потому эта мужская линия и называется Caswell-Massey 1752. Классику безупречного качества полюбила американская элита: среди постоянных клиентов Caswell-Massey были американские президенты Джордж Вашингтон, Авраам Линкольн, Дуайт Эйзенхауэр, Джон Ф. Кеннеди, а мыло для бритья Caswell-Massey до сих пор поставляется в официальный гостевой дом президента США. 18 февраля в Америке отмечается День президента, и специально к этой дате выпущена Caswell-Massey Presidential Soap Collection. Винтажная коробочка с тремя кусками мыла: Almond Cold Cream (выбор Эйзенхауэра), Number Six (выбор Вашингтона) и Jockey Club (выбор Кеннеди) — идеальный подарок любому мужчине на 23 Февраля. Во-первых, мылом пользуются все, даже те, кто не бреется, во-вторых, оно сделано по традиционной технологии и из натуральных компонентов. А в-третьих, согласитесь, есть замечательная ирония в том, чтобы дарить мыло с именами американских президентов на главный советский мужской праздник в современной России.
Славный внук, Меценат, праотцев царственных
Максим Соколов
Коммуникация, произведенная товарищем министра связи и массовых коммуникаций А. К. Волиным на научно-практической конференции журфака МГУ, привлекла общее внимание, ибо товарищ министра явился в ней, натурально, Мефистофелем. Имеется в виду сцена из 1-й части трагедии, когда дух отрицанья, прикинувшись Фаустом, читает юному студенту курс введения в специальность. Читает с особенным цинизмом, а под конец и вовсе расходится. «Ну, речь педантская порядком мне приелась: // Мне сатаной опять явиться захотелось».
Единственное различие в том, что у Гете студент почтительно внимает наставнику, тот снисходительно принимает его поклонение: «Суха, мой друг, теория везде, // А древо жизни пышно зеленеет!», — тогда как на журфаке МГУ студенты восприняли курс введения в специальность с меньшим пиететом, восклицая: «Прочь, порожденье грязи и огня!» Так исправляется наш век.
Наибольшее неприятие аудитории вызвало следующее место из выступления белодомовского Мефистофеля: «Журналист должен твердо помнить, что у него нет задачи сделать мир лучше, нести свет истинного учения, повести человечество правильной дорогой… Надо четко учить студентов тому, что, выйдя за стены этой аудитории, они пойдут работать “на дядю”. И дядя будет говорить им, что писать и что не писать. И как писать о тех или иных вещах. И дядя имеет на это право, потому что он им платит».
Немного лишь в других словах о том же говорил В. И. Ленин в статье «Партийная организация и партийная литература», А. К. Волин тут по нынешней плагиаторской моде обширно цитировал без ссылок и кавычек, но мы не ВАК и не Институт марксизма-ленинизма и обратим внимание на другое.
Будь все так, как описали Ленин и Волин, картина тоже была бы недостаточно приглядной, но везде люди живут и при отсутствии абсолютной свободы расширяют — в меру обстоятельств, сил и таланта — рамки несвободы. В одном с Ильичом не поспоришь: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». В старом романе Фейхтвангера «Успех», описывающем Баварию в начале 20-х гг. прошлого века, промышленный магнат фон Рейндль, на вопрос редактора принадлежащей ему газеты, правильно ли она написала, дает ответ: «Вы вольны писать все что угодно. Просто, если вы напишете не то, вас выгонят». Вроде бы и не Ленин и даже не Волин, но как же по-ленински.
Беда в другом. Чтобы дядя говорил, что писать, чего не писать и как писать о тех или иных вещах, дядя как минимум должен это сам для себя понимать. А между тем с этим имеются большие проблемы. Бывает — и довольно часто — так, что деньги у дяди есть, но прочих качеств (в первую очередь умственных) нет, и как быть с таким дядей, самый цинический Мефистофель не объяснит.
Дядья обыкновенно подразделяются на следующие категории:
а) дядя, которого влечет нажива от самого газетного (resp.: другого медийного) бизнеса. В плане рационального поведения этот случай самый благоприятный, ибо такой дядя с его девизом «Кормимся, Ваше сиятельство» сам понимает, что fas и что nefas, и другим объяснить в состоянии. Называть таких медийно опытных дядей нет надобности — они живут средь нас и всем известны;
б) дядя, который не получает непосредственной существенной выгоды от газеты, сама газета, радиостанция etc. может быть даже убыточной, но благодаря умной постановке дела мнение, выраженное газетой, оказывается весомым или даже решающим. Причем в весьма важных вопросах, цена которых
