коллекции его отца, — запретные и редкие. По тому юноше он испытывал неизъяснимую тоску, питал любовь к нему, глубокую и нежную, не уступающую материнской. Он видел, как этот молодой человек сходит с ума от амбиций и силы, слишком великих для любого человека. Однако по-прежнему ценил все тот же приз, которому юноша когда-то раскрыл свои объятия, чего бы это ни стоило другим. Только теперь эта награда вышла за пределы неисполнимых, призрачных мечтаний — ею был его трон, эта комната в замке, слуги и солдаты, эти амулеты на шее, запястьях и пальцах. Все это лишь средства, приближающие его к награде, — но настоящие, настоящие!..
Все шло своим чередом. Все больше людей молились на него, поклонялись ему. Растянутая жизнь смешалась со страницами истории — вместе с ложью и правдой. Приготовления Архимага — хотя Ву имел о них весьма ограниченное представление — миновали ту стадию, на которой еще можно было бы остановиться, теперь же процесс был необратим. Что способно остановить его сейчас? Молодые драконы сидят в плену; Великие Духи не подходят к замку, а Сам Дракон спит, сокрытый во тьме и не ведающий о деяниях человеческих.
Эта неизвестная критическая отметка может быть достигнута через день или век. А то и больше… Ву ждал ее с нетерпением, боялся, хотя при этом уже перестал быть человеком, как разумом, так и духом. Он чувствовал себя так, словно в его теле оказалась заточена некая нестабильная сила. Он словно превратился в летучую жидкость, которая беспокоилась или шла рябью, если кто-то подходил слишком близко к нему. И нужно быть очень смелым, чтобы взволновать его. Ву ждал — и все ждали, ждали великой Перемены, поворотного момента.
И все же…
Глаза Ву остановились на кубке вина, который сейчас был полон до краев. Он слегка приоткрыл рот, обнажив зубы. Рядом с кубком стояла тарелка с едой, также нетронутая. Кто бы ни приготовил ее, он знал, что правитель не прикоснется к подношению; Ву никогда этого не делал, боясь яда, однако требовал, чтобы стол накрывали каждый день. Они рассуждали, что вид еды успокаивает их Друга и Владетеля, принося приятные воспоминания об обильных, вкусных обедах, которые ему доводилось есть давным-давно.
Вряд ли яд, учитывая многочисленные защитные амулеты, сможет повредить ему, однако разум не мог знать. Поэтому не раз слуги в серых балахонах призывались в эти покои, чтобы отведать этой еды под разъяренным взглядом немигающих глаз правителя.
Если голод начинал донимать его — а это со временем происходило все реже и реже, хотя ел Ву не часто, — он крался в нижние помещения замка, переодетый, миновал залы, где суетилась прислуга, и с яростью опустошал тарелки, на которых еще оставалась еда, оплеухами и проклятиями разгоняя обедавших, за волосы оттаскивая их от стола. Из его горла вырывался звериный рык, разбросанные кружки разбивались об пол и стены, Ву переворачивал столы, размазывая еду по своему идеальному лицу, неутешно плача, и зал пустел — быстро и бесшумно.
Ценой всего этого было безумие. Он знал, что ведет себя как параноик, знал, что все это глупо, но от этого не становился менее безумным и в сердце этот странный страх не ослабевал. Поскольку понимая, что ведет себя глупо, и в то же время зная, что это не так, Ву вместе с тем обнаружил, что безумное сознание способно верить в два и более противоположных факта с равной убежденностью, даже если один полностью опровергает другой. Хуже всего было по ночам, когда все, что еще оставалось в нем человеческого, умоляло вторую часть его сдаться на милость сну. Иногда он вздрагивал или подскакивал на постели, заметив движение краем глаза, а затем жалко сжимался в комочек под одеялом.
Кража вина прямо из его кубка, происшедшая несколько дней назад, оказала весьма длительное воздействие на его сознание. Она помогла убедить ту часть его разума, которая считала невозможным существование Тени, что вторая половина боялась чего-то реального, а не придуманного. Эти две точки зрения наконец слились воедино в спектре здравого смысла и разумности — словно смазанный контур неожиданно обрел четкость. Даже когда та же самая разумная часть принялась подбирать логические объяснения — что он мог сам выпить вино и позабыть об этом или что кубок с самого начала был пуст, — Ву знал, что это не так, знал, что кто-то (или что-то) действительно был в его покоях, действительно осушил бокал, словно смеясь над ним.
Слева от правителя, на поверхности высокого зеркала, дремали несколько лиц, остальные пристально наблюдали за ним. Их взгляды были исполнены обожания и беспокойства. Лица мягко покачивались, как дохлая рыба на воде, всего пятеро; некоторые до сих пор слабо напоминали людей, которыми были при жизни, остальные со временем изменились и стали больше походить на оскаленные черепа. Из других частей призрачных тел иногда разве что появлялся отпечаток руки по другую сторону стекла, словно пальцы, прижатые к окну, в которое смотрят лица.
При жизни Ву знал всех призраков и какое-то время строил заговоры рука об руку с ними, надеясь заполучить тот самый трон, на котором сидел сейчас. Их изначальный план — и его тоже, но недолго — заключался в том, чтобы разделить его на всех. Однако затем другие идеи показались куда более привлекательными; не так-то просто подвинуться, сидя на троне. И Ву убил их, одного за другим, троих — своими собственными руками.
На верхних этажах, где воздух был густым от магии, и в присутствии мощных амулетов деяния вроде убийства иногда высвобождали странные энергетические сгустки, приводившие к необычным последствиям — впрочем, как и последующие мысли убийцы о содеянном. Так и появился Призрак, его советник, его единственное доверенное лицо, его единственный друг и в каком-то смысле его собственное создание, однажды взглянувшее на правителя из зеркала, заверяя его в том, что они не желают ему зла и не таят обид, мечтая лишь увидеть его преуспевающим и цветущим. Его — и Проект.
Как Ву поначалу кричал и отшатывался от зеркала! Как он кричал, когда они — оно — преследовали его в других комнатах, мерцая в окнах, появляясь в бокалах с вином и зеркалах на протяжении многих дней, прося прощения и умоляя. Наконец Ву привык к присутствию Призрака, выслушал его и убедился, что он желает лишь добра.
Лицо женщины безмятежно улыбалось, волосы покачивались, словно погруженные в воду. Ее он убил первой — задушил, пока она принимала ванну. Какое-то время она была любовницей Ву, собиралась стать его «королевой», даже предлагала заговор против остальных. Он тогда испытал отвращение, увидев, какой она стала отвратительной и уродливой, умирая. Здесь же ее лицо сохранилось лучше остальных и казалось почти живым. Один из мужчин начал напоминать зверя, обзаведшись двумя рядами длинных острых белых зубов и жестким рыльцем. Ву уже и забыл, как изначально выглядел тип, чьей головой он продолжал бить по камням еще долго после того, как жертва скончалась. Остальные, казалось, умерли от голода — похожие на черепа, с мрачными круглыми глазницами вместо нормальных глаз и печально поникшими чертами. Они редко отходили от этого зеркала и страстно желали лишь одного — помогать своему Другу и Владетелю.
Их Друг и Владетель наконец устремил на них тяжелый взгляд. Часом раньше они сказали ему, что есть очень важные новости, однако Ву сердито приказал им молчать, изучая мысли, блуждающие по его сознанию, как летящие по небу облака — то принимающие на миг четкую форму, то превращающиеся в неясную муть, то наливающиеся грозовой чернотой. Он не сказал, желает ли услышать эти новости, однако Призрак, казалось, был твердо намерен рискнуть. Если Ву рассердится, они всегда успеют сбежать.
— Мы получили очень странные вести, — произнесли они.
Ву встал, протянув руку к кубку с вином. Оно было по-прежнему здесь, до последней капли. Правитель поднял кубок и поднес его к губам; ему неожиданно захотелось поразить Призрака.
— Друг и Владетель! — с беспокойством воскликнули четверо из пяти лиц; пятое же только потрясенно открыло рот. — Друг и Владетель! Пожалуйста, берегись! Ты уверен, что следует пить его? Безопасно ли оно? — Они говорили все разом, и голоса сливались в единый рокочущий гул.
Рука Ву крепче сжала ножку резного хрустального кубка. Пальцы задрожали, и он обвел комнату взглядом, в котором горел вызов, оскалившись.
— Смотри, — презрительно прорычал он, хотя обращался вовсе не к Призраку. — Валяй, смотри!
Лежа в постели по ночам без сна, ворочаясь и беспокойно мечась по простыням, он прокручивал в голове идею о том, что, возможно, Тень похитила его вино, обвиняя тем самым правителя в трусости. Поэтому теперь Ву одним глотком осушил кубок, и по подбородку потекли тонкие струйки темно-красной жидкости. Бокал же он швырнул в стену рядом с зеркалом, и тот разлетелся на мелкие кусочки.
Лица Призрака ясно выражали потрясение. Лорд и Владетель схватил горсть зеленых овощей с
