дочь) отношения, в которых должны быть представлены все трое (партнер – мать – дочь). Проблема возникает только, когда речь идет о семейных отношениях, то есть там, где есть родство: дуальные отношения вполне «правомочны» между влюбленными или между друзьями [33]. Но любая связь, возникшая в лоне семьи, то есть между различными поколениями, обязательно должна проявляться в форме троицы: по типу отец – мать – ребенок, чтобы избежать провокации инцестуозной ситуации со всеми ее ужасными последствиями и несчастьями в виде невыносимого соперничества и невозможности самоидентификации.
Конечно же, запрет на инцест, то есть в нашем случае на сведение троицы к паре, выполняет также социальную, экологическую и антропологическую функции. Он позволяет, как подтверждает Клод Леви- Стросс, «укрепить социальные связи через обмен женщинами»[34]. Но также, как определение инцеста оказывается более широким, чем простое запрещение сексуальных отношений между родственниками, так и выполняемая этим запретом функция оказывается более глобальной.
Этот запрет находит свое место в основе самой психики как гарант идентичности субъекта. Так, с появлением «инцестуозной мешанины», каковой фантазматически является любая семья по выражению Пера Лежандра, возникает необходимость появления некой «разделительной инстанции», осуществляющей «отделение от матери, к которому должны прийти все дети, как только они выходят из состояния неопределенности, то есть начинают осознавать себя отдельными существами. Завершающей точкой функционирования этого глубинного процесса служат нормативные системы, которые разделяют управление миром и организуют его как второе рождение. В западно-европейской традиции это определено конечной формулой: быть рожденным отцом. Эта «категория Отца» и есть то, что Пьер Лежандр называл «третьим», чья разделительная функция проявляется более наглядно при поддержании идентичности. Эта «функция третьего», «поход против угрозы безумия», подкреплена законом, первичным гарантом субъекта.
Это вовсе не противоречит некоторым не вполне однозначным формулировки П. Лежандра, в которых основная мысль зачастую интерпретируется как призыв к восстановлению родительского авторитета, как его понимали в прошлом. Скорее, необходимо лишь еще раз подтвердить, что между Сциллой слепого подчинения на протяжении долгих лет всемогущему отцу и Харибдой материнского всемогущества из-за отсутствия третьего, есть место еще чему-то, что гарантирует и психическое выживание субъекта, и в то же время коллективное самосохранение общества перед лицом угрозы тяги к насилию и «регресса цивилизации». Это место, эта роль, эта позиция принадлежит третьему, то есть той необходимой третьей вершине в треугольнике отношений отцов и детей, которая создает препятствие риску возникновения инцеста.
Именно недостаток присутствия этого третьего так очевидно испытывают сегодня мальчики и так скрытно переживают девочки. Поэтому совершенно неслучайно, что отношения матери и дочери оказываются столь уязвимы для двух «неканонических» типов инцеста, каковыми являются инцест второго типа и платонический инцест, заставившие нас заново дать ему определение: это любые отношения в семье, в которых возникает дуальность вместо тройственности.
Часть пятая. ДОЧЬ СТАНОВИТСЯ ЖЕНЩИНОЙ
Ослиная шкура в сказке с одноименным названием выполняет функцию материнской защиты и ограждает дочь от сексуальных посягательств отца, но одновременно именно ее дочь должна отторгнуть, чтобы привлечь внимание прекрасного принца. В сказке вскоре после того, как с героини была содрана ужасная ослиная шкура, что дала ей «добрая мать» – фея, она тайно облачилась в прекрасные наряды и предстала перед принцем, который, увидев ее и потеряв голову от любви, решил жениться на ней. Таким образом, он изменил ее статус дочери на статус женщины.
Неужели для того, чтобы стать женщиной, дочь должна непременно избавиться от влияния матери? Однако и мать, и дочь вовсе не всегда воспринимают это как нечто естественное.
Тем не менее, это именно так, даже если некоторые попытаются это отрицать. Конечно, для такого женского развода существует множество причин: неудовлетворенность (действительная или мнимая) семейными отношениями, сознательный выбор независимости в ущерб любовной жизни (хуже, когда это рационализация), излишняя идеализация отца, с которым «не может сравниться ни один мужчина». Но отказ или неспособность расстаться с собственной матерью, чтобы отдаться мужчине и тем более интериоризация материнского запрета на сексуальность, безусловно, играют в нем свою роль, и далеко не самую последнюю.
И в то же время существуют матери, которые чаще всего сами организуют этот переход дочери к состоянию женщины. Мы можем наблюдать это на примере крестной матери из сказки «Ослиная Шкура». Такая материнская амбивалентность, которая может составлять одновременно и препятствие, и помощь дочери в ее становлении женщиной, является своеобразным отголоском дочерней амбивалентности, которая, в свою очередь, может сопротивляться идее перехода от статуса дочери к статусу женщины. Именно об этом мы и поговорим, используя в каждом случае разные художественные произведения.
Глава 19. Матери-наставницы
Как только дочь достигает половой зрелости, первостепенная задача матери изменяется – теперь она состоит в том, чтобы присматривать за развитием ее сексуальности. «Присмотр» может проявляться двумя различными способами, которые отражают разницу между традиционными представлениями и современными взглядами, отмеченными сексуальным раскрепощением и вошедшим в норму совместным проживанием (вместо брака), а также множественным партнерством. Именно эти в корне отличающиеся друг от друга позиции мы и рассмотрим в настоящей главе, посвященной процессу становления дочери в женщину, тогда как ранее мы исследовали отношения матери и дочери, главным образом следуя логике их развития.
В традиционных обществах «присматривать» за дочерью означало: надзор, контроль, запреты, которые все вместе можно свести к одному общему «нет» – роль, типичная для ограничивающих матерей, или тех, кто их замещает, ни на минуту не оставляя юных дочерей одних, чтобы избежать возможных компрометирующих ситуаций. В наши дни «присматривать» означает скорее наблюдать, и, если и вмешиваться в происходящее, то скорее всего в форме разговора. Более изощренно ведут себя вмешивающиеся матери, которые только делают вид, что попустительствуют, но лишь для того, чтобы обеспечить себе более надежный захват дочери в плен. Далее мы увидим, что вопреки этому почти радикальному противопоставлению двух установок речь идет (как для современных матерей, так и для матерей прошлого времени) об одной и той же функции.
В фильме Майка Ли «Тайны и Ложь» рассказывается история чернокожей дочери, которую бросила белая мать. Эта история уже рассматривалась нами в главе «Материнская подчиненность». Мать разведена и живет вместе со своей законной дочерью, которой приблизительно лет двадцать. У них весьма напряженные отношения, поэтому мать не очень доброжелательно воспринимает молодого человека, с которым встречается дочь. Мать просит познакомить ее с ним, выспрашивает, принимает ли дочь контрацептивы, настойчиво советует ей определенные противозачаточные средства: пилюли, пасты,
