хотелось нам изменить ход вещей, от нашего выбора не зависит, что именно передадут нам родители. Но это не означает, что матери и дочери полностью, словно клоны, воспроизводят друг друга в своей идентичности, хотя обе они одинаково подвержены воздействию бессознательных сил, которые оставляют им очень узкий (хорошо, что хоть какой-то) диапазон для маневра.
Ставка на возможность стать матерью наглядно проявляется в этой истории о передаче, или, скорее, о прерванной передаче. Передать жизнь – неизбежно означает передать также определенные составляющие своей идентичности, которые только частично поддаются сознательному контролю, – не столько потому, что они принадлежат каждой отдельной женщине, сколько из-за того, что все они встроены в одну цепь индивидуумов. Можно выбирать – иметь детей или не иметь, пытаться благодаря детям обеспечить свое продолжение в будущем или нет, но если женщина решается завести детей, то ей приходится принимать как неизбежное все, что за этим последует. Иметь детей – значит стать матерью, а затем, возможно, и бабушкой, это крепко связывает с прошлым нас и приближает к смерти наших предков.
Рассматриваемая нами проблема передачи косвенным путем подводит нас к ответу на вопрос, которым некоторые, очевидно, задаются, начиная с первой главы: почему? Почему матери такие, какие они есть? Так как именно на уровне последствий иногда проявляются истинные причины, изучая механизмы передачи от матери к матери, можно проследить, как они восходят к предыдущему поколению, и понять, как отношение женщины к дочери может проистекать из отношений ее матери к ней самой, включая и те случаи, когда речь идет об обратной или прерванной передаче. Не имея возможности подвергнуть психоанализу персонажей романов, мы можем, тем не менее, описать и проанализировать их поступки, в которых проявляется бессознательная поведенческая логика.
Прежде чем пытаться любой ценой получить ответ на вопрос «почему?», необходимо уточнить, в чем состоит сам вопрос. Зададимся сначала другим вопросом: а почему это так важно – найти ответ на вопрос «почему матери такие, какие они есть»? И это даже важнее, чем ответить на вопрос «как?» – как это влияет на окружающих, и к каким последствиям может привести их поведение. Эта потребность определить причины прежде, чем описать последствия, напрямую согласуется с целью нашего исследования. Каждый случай негативного воздействия одного человека на другого неизбежно побуждает занять определенную сторону, то есть заставляет сделать выбор либо в пользу обвинения, либо в пользу оправдания, особенно, если причинен вред, и свидетелю приходиться выбирать между обвинением и извинением. Однако необходимо принять в расчет чувство вины, которое вызывает любая попытка обвинить родителей, второй фактор – требование «объяснений» – вот почему столь важно все объяснить и понять – необходимый этап на пути к извинению или оправданию, даже если он и не сводится полностью к ним одним. Прежде чем простить мать, дочь испытывает потребность найти объяснение ее поступкам, а возможно, даже необходимость предъявить ей обвинения. Сюда же уходят корни стремления докопаться до причин плохого обращения, прежде чем перейти к пониманию его последствий.
Часть седьмая. Траур
«Мой сын будет принадлежать мне, пока не женится, а дочь всегда будет моей, по крайней мере, до конца моих дней», – утверждает мать в романе «Сыновья и любовники» (1913) Д. Г. Лоренса. Место, которое занимает мать по отношению к своей дочери, сохраняется «на всю жизнь»: независимо от того, хотят ли они обе этого или нет, и какую функцию сможет взять на себя мужчина – будущий муж дочери.
Если в семье происходит естественная смена поколений, то мать умирает раньше дочери. Это нормальный процесс смены поколений, особенно, когда дочь уже становится женщиной, а ее мать – бабушкой, а затем, возможно, и прабабушкой (хотя это отнюдь не означает, что автоматически смерть матери будет восприниматься дочерью безболезненно). Может случиться так, что мать скончается «преждевременно», пока ее дочь еще слишком молода, что вызовет чувство слишком глубокой утраты и большую часть ее жизни будет восприниматься травмирующим событием. И совершенно противоестественно, если мать теряет свою дочь, независимо от того, какого возраста они обе уже достигли.
Но еще до того, как произойдут эти смерти, неодинаково предсказуемые, и мать и дочь должны «пережить траур» по тем отношениям, которые связывали их ранее, и отказаться от той формы, в которой они существовали до сих пор. Однако траур этот пережить не так легко. Крайне редко бывает, чтобы он воспринимался одинаково и матерью, и дочерью, несмотря на то, что он всегда вызывает сильные эмоции и у той, и у другой.
Траур по дочери, траур по отношениям, траур по матери – какой бы ни была форма его проявления, этот траур не однороден в своей основе, и мы завершаем его исследованием нашу книгу об отношениях матери и дочери. Но прежде, чем приступить к этой теме, необходимо сделать последнее замечание по поводу «становления матерью»: несмотря на то, что художественные произведения на удивление бедны описаниями этих событий по сравнению с той ролью, которую они играют в жизни женщины, документальные свидетельства о подобных переживаниях, напротив, встречаются не так уж редко. Похоже, художественный вымысел пасует перед лицом смерти, уступая дорогу реальным свидетельствам.
Глава 27. Траур по дочери
Франсуаза Дольто часто повторяла, что, независимо от продолжительности жизни, человек «умирает тогда, когда прекращает жить»: проживет ли он несколько дней, несколько лет или целую сотню, жизненный цикл каждого человеческого существа всегда бывает завершен. Именно эту мысль высказывал философ-стоик Сенека еще более двух тысяч лет назад: «Если ты плачешь потому, что твой сын умер – проклинай день и час, когда он родился. Его конец был предопределен, как только он появился на свет. На таких условиях он был дарован тебе, и такая участь уготована каждому, кто выходит из материнского лона». Но эта мысль кажется невыносимой родителям, которые потеряли ребенка: как смириться с тем, что твой ребенок ушел из жизни раньше тебя?
Во французском языке нет специального слова, которое означало бы родителя, потерявшего ребенка.
В наши дни это событие переживают как семейную трагедию, независимо от возраста и пола ребенка. Очевидно, что эта потеря не воспринималась столь трагично в те времена, когда детская смертность была более высокой: родители, конечно, не оставались равнодушны, но они не испытывали такого сильного чувства несправедливости, как в наше время. В других обществах (в которых статус ребенка отличается от принятого в нашем), где его могут продать, купить, использовать для извлечения прибыли или в ходе военных конфликтов, а также (если речь идет о дочери) лишить жизни из-за принадлежности к своему полу, детская смерть далеко не всегда вызывает скорбь, которую испытывают родители после смерти ребенка, если действительно любили его. В наших богатых обществах, где ребенок воспринимается как «самая большая ценность» и где качество или даже совершенствование потомства превалирует над
