У языческих, иудейских и христианских авторов имелось немало причин, чтобы прибегать к литературному подлогу. Вот десять из них.
1. Прибыль. Две крупнейшие библиотеки Древнего мира находились в городах Александрии и Пергаме. В античные времена книги для библиотек приобретали совсем не так, как сейчас. Поскольку книги переписывали от руки, могли существовать различные копии одной и той же книги, иногда существенно отличающиеся друг от друга. Поэтому известные библиотеки предпочитали приобретать не поздние копии книги, в которых вполне могли обнаружиться ошибки, а оригиналы. По словам Галена, это побудило предприимчивых людей заняться изготовлением «оригиналов» классических произведений и отправлять их в библиотеки Александрии и Пергама. Поскольку хранители библиотек были готовы хорошо платить за подлинные трактаты философа Аристотеля, «оригиналы» его трактатов начали множиться с поразительной быстротой. Насколько я могу судить, корыстные мотивы не оказывали воздействия на раннехристианскую литературу, так как она начала пользоваться спросом лишь гораздо позднее.
2. Борьба с противником. Иногда к литературному подлогу прибегали, чтобы выставить личного недруга в неприглядном свете. Греческий историк философии Диоген Лаэртский пишет, что некий философ по имени Диотем совершил подлог — опубликовал пятьдесят непристойных писем, подписанных именем своего заклятого врага, философа Эпикура. Репутации Эпикура они явно не пошли на пользу. Иногда я гадаю, могут ли объясняться подобным образом известные подлоги в сфере раннехристианской литературы. Гонитель еретиков IV века Епифаний упоминает о читанной им книге, которой якобы пользовалась секта на редкость безнравственных ере-тиков-христиан — фивионитов[42]. В этой книге, «Вопросы Марии», предположительно содержалось странное повествование об Иисусе и Марии Магдалине, в котором Иисус уводит Марию на высокую гору, в ее присутствии извлекает из своего бока женщину (как Бог создал Еву из ребра Адама) и вступает с ней в половое сношение. Но не достигнув кульминации, он отстраняется, собирает семя в собственную ладонь и съедает его, объясняя Марии: «Так надлежит нам поступать, чтобы жить». Мария, что вполне понятно, сразу теряет сознание (Епифаний, «Панарий», книга 26). Эта дикая история не упоминается больше нигде, кроме как у Епифания, известного склонностью измышлять подробности о жизни еретиков. Мне не раз случалось гадать, не выдумал ли он все это целиком и полностью, а затем выдал за содержимое одной из фивионит-ских книг. Если так, значит, он совершил подлог, и, приписав вымышленную фивионитскую книгу Марии, выставил своих противников-еретиков в чрезвычайно скверном свете.
3. Борьба против конкретной точки зрения. Если я прав насчет Епифания и «Вопросов Марии», тогда отчасти им двигало стремление противостоять фивионитской ереси, которую он считал тлетворной. Подобную мотивацию можно обнаружить, изучая множество других случаев подлога в христианской литературе. Помимо Первого и Второго посланий к Коринфянам, в Новом Завете встречается Третье послание к Коринфянам, не входящее в него[43]. Эта книга определенно была написана во II веке, так как в ней порицаются некие еретические взгляды, характерные для того времени, сторонники которых считали, что Иисус не был человеком из плоти и крови и что его последователи на самом деле не воскреснут во плоти. Согласно автору этого послания, они будут возрождены — об этом он заявляет со всей категоричностью, называя себя апостолом Павлом. Попытка под чужим именем противостоять лжеучению может показаться странной, тем не менее она была предпринята. В раннехристианской традиции содержится множество подобных подлогов.
4. Защита собственных традиций, считающихся бого-духновенными. «Оракулами Сивиллы» называется древнее собрание сочинений[44]. Сивилла — древняя языческая прорицательница, общающаяся с греческим богом Аполлоном. Однако дошедшие до нас оракулы написаны преимущественно иудеями. В них прорицательница, предположительно жившая задолго до предсказанных ею событий, повествует о дальнейшем развитии истории — и всегда оказывается правой, так как подлинный автор жил уже после описываемых событий, — а также подтверждает ценность важных иудейских верований и обычаев. Не желая оставаться в стороне, христиане последующих времен дополнили некоторые из этих оракулов вставками о пришествии Христа, так что теперь языческая прорицательница в точности предсказывает пришествие Мессии. Что может убедительнее свидетельствовать о божественной истинности какой-либо религии, нежели пророчества, якобы высказанные вдохновленным свыше противником этой религии?
5. Скромность. Библеисты, специализирующиеся на Новом Завете, обычно соглашаются с тем, что представители некоторых философских школ могли писать трактаты вместо своих учителей и в качестве демонстраций скромности и смирения подписывать эти трактаты именами учителей, считая собственные мысли просто развитием их изречений. Это относится в первую очередь к пифагорейцам, представителям школы великого греческого философа Пифагора. Однако по вопросу о причинах, по которым пифагорейцы подписывались именем Пифагора, ведутся серьезные споры: вряд ли ими двигала скромность, об этом ни словом не упоминается в их сочинениях — в отличие от трудов, написанных столетия спустя[45]. Возможно, поступки пифагорейцев объясняются иначе.
6. Преклонение перед авторитетами. В том же ключе можно воспринимать стремление одного античного автора подписывать свои труды чужим именем в качестве знака любви и преклонения. Это крайне редкая ситуация, в которой автор подлога был пойман с поличным. Об этом рассказал отец церкви III века Тертуллиан, сообщающий, что широко известные повествования о Павле и его ученице Фекле, служившей примером на протяжении всего Средневековья, были на самом деле написаны главой церкви из Малой Азии, которого разоблачили и в результате лишили церковного сана. В свое оправдание обманщик говорил, что написал этот труд «из любви к Павлу»[46]. Что он подразумевал под этим, неясно, но возможно, преданность Павлу побудила его сочинить историю и подписаться именем Павла, чтобы изложить в ней наиболее значительные учения и взгляды апостола. На самом деле учения и взгляды, содержащиеся в уцелевших «Деяниях Павла и Феклы», не соответствуют учениям Павла: помимо прочего, мы узнаем из этого повествования, что Павел якобы провозглашал вечную жизнь не для тех, кто верит в смерть и воскресение Иисуса (как делал настоящий Павел), а для тех, кто последует за Иисусом по пути полового воздержания, даже если состоит в браке.
7. Стремление выяснить, сойдет ли обман с рук. В древности встречались мошенники, подписывающие свои труды чужими именами просто для того, чтобы посмотреть, удастся ли им кого-нибудь провести. Это явление называют «мистификацией». О самом известном примере мистификации рассказал Диоген Лаэртский: Дионисий решил одурачить своего заклятого врага, Гераклида Понтийского, и подписал свою пьесу именем прославленного трагика Софокла. Гераклид попался на эту удочку и счел его трагедию подлинной. Затем Дионисий раскрыл обман, но Гераклид отказался поверить ему. Тогда Дионисий указал: если взять первые буквы нескольких строк текста и записать их как одно слово (акростих), получится имя возлюбленного Дионисия. Гераклид возражал, что это просто совпадение, пока Дионисий не показал ему в тексте еще два акростиха, один из которых гласил: «На старых обезьян ловушек нет. — Есть и на них: дай срок, и попадутся», а другой — «Гераклид не ведает грамоты и не стыдится своего невежества»[47]. Явные случаи мистификации среди раннехристианских авторов мне неизвестны.
8. Дополнение традиции. Особенно в раннем христианстве часты примеры, когда «авторитетные» тексты создавались с целью восполнить мнимые или подлинные пробелы в традиции. К примеру, автор Послания к Колоссянам 4:16 (Павел?) советует читателям также прочесть письмо, отправленное христианам в город Лаодикию. Но мы не располагаем подлинным письмом Павла лаодикийской церкви. Поэтому неудивительно, что во II веке появилась пара таких писем, подделанных и подписанных именем Павла, дабы восполнить пробел[48]. Еще один пример: общеизвестно, что в новозаветных евангелиях почти нет сведений о ранних годах жизни Иисуса. Это озадачивало первых христиан, и во II веке одно за другим начали появляться повествования о детстве Иисуса. Самое известное из них приписывают некоему Фоме, имя которого означает «близнец». Возможно, это отсылка к традиции сирийских христиан, согласно которой брат Иисуса, Иуда, был, в сущности, его близнецом — «Иудой Фомой». Так или иначе, это увлекательное повествование о приключениях юного Иисуса начиная с пятилетнего возраста[49].
