прогнать от божественных жертвенников того, который осквернял их. Если вам угодно, я докажу это из Божественного Писания. Некогда израильтяне, мало уважая установления мудрейшего Моисея и презирая данную им заповедь, отступили от Бога и, как написано, послужиша идолом и всей тли небесней (4 Цар.17:12;16). Они дошли до такого непотребства и нечестия, что осквернили и сам божественный храм. За это прогневался на них Бог и предал их в руки врагов. Когда же получил царство Езекия, муж праведный и благочестивый, он исправил и очистил божественный храм от преступных нововведений и сделал приличные приношения Богу вседержителю. Об этом Писание повествует так: и Езекия нача царствовати сый двадесяти и пяти лет. И рече им (священникам и левитам), глаголя: Послушайте мя (мужи) левити, ныне очиститеся, и очистите дом Господа Бога отец наших, и изрините нечистоту из святилища. Яко отступиша отцы наши, и сотвориша лукавое пред Господом Богом нашим, и оставиша Его (2 Пар.29:1;5;6). Сказав им и еще нечто спасительное, присовокупил: И ныне не пренебрегайте, яко вас избра Господь стояти пред Ними, служити Ему, и да будете Ему служаще и кадяще. И восташа, сказано, левити… и собраша братию свою, и освятишася по заповеди цареви повелением Господним, да очистят дом Божий. И внидоша священницы внутрь церкве Господни, и извергоша всю нечистоту, обретенную в дому Господни, и во двери дому Господня (2 Пар.29:11–16). Потом Священное Писание прибавляет: И в день шестыйнадесять месяца первого совершиша. И внидоша внутрь ко Езекии царю, и рекоша: очистихом вся, яже в дому Господни (2 Пар.29:17–18). Затем здесь еще прибавляется: И воста рано Езекия царь, и собра начальники града, и взыде в дом Господень. И вознесе тельцев седла, и козлов от коз седмь за грех, за царство, и за святилище, и за Израиля (2 Пар.29:20–21). Заметь, о христолюбивейший император, что благочестивый и праведный Езекия, вознамерившись принести Богу жертву, не прежде вошел в храм Божий и исполнил свое намерение, как приказав наперед священникам Божиим очистить дом Господень и извергнуть из него всякую нечистоту. Когда же было исполнено его приказание, он торжественно вознес всесожжение и возвеселился, и совершенно справедливо, что принес теперь приятную жертву Богу, и особенно потому, что очистил храм от нечистоты. Нечто подобное совершено для славы Христа и вашим величеством. У вас в обычае воскурять фимиам, украшать церкви и щедрою рукою делать в них приношения во славу Божию. Но необходимо было прежде освободить и очистить храм от всякой нечистоты, и тогда уже могли вы принести благоприятную жертву Богу. К большему вашему прославлению пред Богом и ангелами и людьми, вы дали приказание священникам — и они очистили храм и освятили его, обуздав несмысленный и нечестивый язык.
Итак, святой и вселенский собор, угодный Христу, всех нас Спасителю, имея попечение о вере в Него и как бы говоря вместе с писанием: Ревнуя поревновах по Господе (3 Цар.19:10), всеми силами старался об уничтожении случившегося соблазна. А те, которым свойственно, даже необходимо было вместе с этими подвижниками мужественно выступить в бой немедля и охотно вступить в бой и сделаться вместе с нами участниками наград за труды, понесенные за Христа, воспламениться одною с нами ревностью и наполниться в душе благочестивым рвением, — те оказались бесчувственными и жестокосердыми, совершенно похожими по нечестию на того богохульника. Скорбя и сетуя не о славе Христа, а о том, который весьма много и безумно пустословил против Христа, они нападали на мужественно сражавшихся и объявивших себя противниками тех, которые дерзнули безрассудно мудрствовать о Христе, вопия почти следующее: зачем вы обуздали дерзкий и необузданный язык? зачем совлекли овечью кожу с хищного волка и сделали его всем известным? Ибо негодовать на то, что обличен тот богохульник, по моему мнению, значит не иное что, как восклицать то самое, что я сказал уже. Правящий Антиохийскою Церковью, хотя получил повеление вашего величества прибыть к назначенному дню, однако же не присутствовал на святом соборе. Он намеренно медлил в пути, чтобы этою медлительностью споспешествовать нечестию того, который пустословил против Христа, или же (что вероятно или даже несомненно) потому, что был единомыслен с ним. По прошествии уже шестнадцатого дня прибыли наконец первенствующие из его спутников (они были митрополиты) и от его имени возвестили святому собору, что вовсе не следует дожидаться его прибытия, а лучше поспешить исполнением определений. Тогда–то наконец святой собор, собравшись в святой церкви, называемой Мариею, сделал председателем своим и главою самого Христа: положено было на священном престоле честное Евангелие, как бы так взывающее к священнослужителям: Суд праведный судите (Зах.7:9), рассудите между евангелистами и речами Нестория. Общим согласием всех (отцов) собор осудил его (Нестория) мнения и заявил чистоту и превосходство евангельского и апостольского предания, и таким образом сила истины восторжествовала. Потому что все утвердили правую и непорочную веру согласно и с вашим мнением, христолюбивейшие императоры, так как и всякое ваше намерение направляется к тому, что угодно Богу, и соединяется с благочестием, так как и вы никогда ничего не предпочитали истине. А между тем Иоанн, получивший жребий предстоятельства в Антиохийской Церкви, нерадивый, беспечный и снисходительный, когда оскорбляется Христос, напротив, внимательный и неумолимый, когда обвиняется открывший злоречивые уста против того же Христа, с быстротою птицы прибыл в Ефес, самовольно сделал в пользу его (Нестория) все, чего только тот желал, не обращая решительно никакого и ни на что внимания, как будто бы не существует вообще церковных законов и Бог нимало не промышляет о человеческих делах. Действуя скорее по глупости, чем по благоразумию, подчиняясь более гневу, чем господству трезвенного ума, он, едва только соскочил с колесницы и вошел в спальную комнату, еще покрытый пылью, тотчас же принял к себе своих единомышленников, произнес с ними гнусный и крайне несправедливый приговор (союзниками же его были ссыльные, отъявленные келестиане, и сподвижники Несториева безумства, по какому–то великому безрассудству принявшие участие в его преступном богохульстве против Христа), старался всячески опозорить весь святой собор, предавая мнимому отлучению от Церкви всех собравшихся в Ефесе со всего мира славных мужей, весьма известных вашему величеству и прославившихся всякого рода добродетелями. А мне и предстоятелю Ефесской Церкви он нанес еще более тяжкое поругание, произнося клеветы и говоря, будто мы единомудрствуем с нечестивым Аполлинарием и одобряем скверные и нечестивые мнения Ария и Евномия. Сделал же он это, как я сказал, под влиянием неумолимого гнева, в нечестивом бешенстве и в чрезмерной гордости. Поистине меня это весьма удивляет, потому что он всегда казался благосклонным и доброжелательным ко мне, никогда не осуждал моих речей, с великой благосклонностью и сам писал ко мне, и обратно принимал мои письма; перед самыми ефесскими вратами он едва не задушил меня в своих объятиях и в своих письмах ко мне писал так: «Боголюбезнейшему моему господину, святейшему сослужителю Кириллу, Иоанн о Господе желает блага. Немало печалит меня то, что, когда ваша святость прибыла в Ефес, мне осталось еще несколько дней пути. Желание вашей святости больше всякой другой необходимости побуждает меня скорее окончить этот путь». И далее: «Итак, помолись, господине, чтобы без скорби провели мы эти остальные пять или шесть дней и могли увидеться с тобою и обнять священную для нас и божественную твою главу. Приветствуют святость твою, боголюбезнейший господин, епископ Иоанн, Павел и Макарий. Я и прочие находящиеся со мною нижайше кланяемся всему находящемуся с тобой братству. Прощай и продолжай молиться о нас, муж боголюбезнейший и святейший». Итак, почему без всякого оскорбления с моей стороны вдруг сделался моим врагом тот, кто называл меня своим сослужителем и братом? В извинение своего проступка относительно меня, мне кажется, он говорит, что писал ко мне, скрывая еще вражду, которую намерен был открыто объявить в свое время. Но как же он называл меня сослужителем, если я был еретик, если был участник непотребного нечестия Аполлинария, Ария и Евномия? Для чего называл мою главу святою и сверх того священною! Не очевидно ли всякому, что, кто в заговоре с варварами, тот, конечно, враг вашей священнейшей империи? А он, как говорит, скрывал ненависть и расточал любезности, а сердце имел преисполненное коварства и досады. Кто осмелится похвалить человека, привыкшего жить таким образом? Быть может, он думает отыскать каких–нибудь избраннейших врагов? Но и они ненавидели такого, который говорит одно, а в сердце носит другое. Остановим внимание на Божественном Писании. Мы слышали Бога, говорящего подобного рода людям следующее: Стрела уязвляющая язык их, льстивии глаголы уст их: приятелю своему глаголет мирная, внутрь же себе имеет вражду. Еда на сих не посещу, рече Господь, или людем таковым не отмстит душа моя? (Иер.9:8–9). Коварство и суровое, затаенное неудовольствие ненавистны Богу: быть миролюбивым на словах, но в то же время иметь в душе вражду — непростительный грех, по суду Божию. И потому Он угрожает отмщением и за это. Но тот дерзкий ругатель и коварный клеветник в извинение своих вышеупомянутых проступков не по неведению, впрочем, как кажется, ответит на это и скажет: «И я так же возревновал о Господе, как и святой собор; и мое
