— Объект вашего исследования, который пережидает местный самум, — саркастически щерится шериф.
— Дикарь? Мы назвали объекты «dead» — мертвые, — похоже, что «Пи Джи» лучше других перенес посадку и уже вполне оклемался. Боб видел мельком Синицыну — заплывшие кровью белки глаз, красные «оспины» лопнувших сосудов на лице… и, хоть усталая, но беззаботная улыбка. Боб познал разницу между своим недомоганием и ее, впечатлился, но Симпсон выглядит бодро — видимо, сказалась военная подготовка.
— Поверьте мне, — шериф сунул между мощными челюстями электронную сигарету, — они живее всех живых. Даже чересчур. Мы против них как малые дети, и это прежде всего меня беспокоит. Можете называть их как угодно, можете какие угодно делать научные выводы и исследования, но только после того, как решите задачу противодействия более умным существам.
— Умным? — цепляется за слово Симпсон.
— Сообразительным, наглым, предприимчивым… — пожимает плечами Делейни. — Мне без разницы термины. Представьте себе, что вы трое — слепые выпускники начальной школы против меня настоящего, поймете ощущения. Мы не можем чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока не придумаем противодействия, изоляции или уничтожения «колхозников». Они могут взламывать коды, обходить зоны карантина, проникать через любую защиту, приходить на базу и брать что угодно — чертов коммунизм! У них нет понятия о частной собственности, нет границ! Могут грабить караваны, безнаказанно убивать людей, перепрограммировать или переделывать роботов… Они могут делать все, что посчитают нужным, а мы не можем сделать ничего! Только плюнуть на Марс и улететь! Но поймите, это не выход, поскольку верю: тогда ублюдки придумают способ, как пробраться на Землю. Мы здесь постольку, поскольку ваши «мертвые» позволяют нам находиться на планете — используют как дойную корову.
В отсеке повисает молчание, становятся слышны удары песчинок по обшивке и гул двигателей, вращающих шестиметровые колеса мобилбейза.
— Я так понимаю, что если адаптация не мутационная, то технологическая, — подал голос Брайман.
— Да. Я тут захватил образцы их изделий, можете оценить. — Шериф открыл пластиковый контейнер, лежащий на полу отсека, и начал доставать из него предметы. — Вот «колхозный скафандр», — указал Делейни на две жестяные банки из-под компота, наполненные густой субстанцией. — Дикари обмазываются этой дрянью, и она на морозе густеет, превращаясь в упругую непроницаемую оболочку…
— А температура внутри?
— Одежда на дикарях с ватной прослойкой. Вата структурно похожа на полимерный бетон космических кораблей, только гибкая. Коэффициент теплопотерь у нее стремится к нулю. У меня, к сожалению, образца нет. Но есть дыхательный аппарат.
Из контейнера появляется клубок из трубок, бутылок, контейнеров, сплетенных в непонятную на первый взгляд систему.
— Не знаю, как назвать… По сути же, изделие — синтезатор и преобразователь газовых смесей. — Шериф пыхтит эрзац-сигаретой и пинает клубок у ног. — А по совместительству и средство для балдежа.
— Самогонный аппарат?
— Самогонный аппарат, да, но балдеж «колхозники» ловят от аргона: повышают давление до двух десятых мегапаскалей. А перегоняют газы. Вообще конструкций встречал множество, как и способов получения кислорода. Нагревают калийную соль: из ее десяти граммов получается литр кислорода. Из грунтовой окалины выделяют — им еще и железо достается. Да и просто расщепляют углекислый атмосферный газ на углерод и кислород. С водой придумывают похожие фокусы. Едят же непонятно что — какие-то мхи и грибы в пещерах выращивают…
— Поразительно, — восхищается Брайман, — все дикари превосходные химики!
— Поразительно то, что все свои приспособления они могут собирать из подручного материала. Если наши инструменты промышленного изготовления, то у них все сплошь кустарного. Понимаете? Каждый дикарь — и инженер, и физик, и химик, и, мать их, слесарь в одном флаконе!
Стравински уже вполне пришел в себя, чтобы вставить реплику:
— В Советском Союзе система образования отличалась обширностью и разноплановостью. У нас готовили узких профильных специалистов, а у них, напротив, ценились спецы широкого профиля.
— В таком случае здесь этот принцип должен быть доведен до совершенства, — задумчиво бормочет Брайман.
— А что по поводу оружия «мертвых»? — переводит разговор на интересную для себя тему Симпсон.
Шериф вздыхает и достает из контейнера предмет, внешне походящий на мясорубку.
— Это пулемет дикарей. От наружной рукояти внутри через хитрый привод вращается ротор, сверху в воронку засыпается гравий… Скорость снарядов достигает на выбросе около пятисот метров в секунду, а плотность — около пятидесяти в секунду.
Капитан удивленно присвистывает и рассматривает внимательнее «мясорубку». Хотя что там разглядывать? Конструкция довольно примитивная…
Коллеги, как дети в Рождество у елки с подарками, возятся с поделками «мертвых» у контейнера, а Боб решает вздремнуть — в его обязанности входит непосредственный контакт, поэтому нужно быть отдохнувшим. Тем более, после наглядно продемонстрированной технической грамотности объектов исследования.
Последующие тридцать часов Стравински только и делает, что пьет, ест, спит — он старается не думать про дикарей. Нужно иметь непредвзятый взгляд на вещи.
А затем мобилбейз прибывает на базу.
Шлюзование, быстрый медицинский осмотр.
Шериф находит Боба и торопит:
— Профессор, надо спешить, времени мало. Буря уже закончилась, как только пыль осядет — дикарь уйдет. Не факт, что мирно…
И сует жестяную баночку.
— Я доктор наук… Что это?
— Ментоловая мазь.
— Для чего?
— Вы трупы в стадии активного разложения препарировали? Нет? От них такой же запах, как от нашего «мертвого». Гы-гы, — смеется Делейни, — только сейчас понял, что данное вами прозвище актуально.
Стравински прячет баночку с мазью в карман — полоски ментола под носом при контакте могут помешать. Стоит вообще исключить всю инородность. Он просит у шерифа принести банки с «колхозным скафандром» и мажет свой голубой комбинезон похожей на плавленый гудрон смесью. Немного подумав, грязными руками оставляет следы и на лице. Возможно, что его вид у дикаря вызовет иронию или смех, главное, что не отторжение чужеродностью.
Кроме «мертвого» в кают-компании никого нет.
Из-за закрытой двери слышится хриплое пение. Стравински прислушивается к словам:
Ай, солнце, свет-бирюса, схоронил в позату лету.
Ай, домовинку да тесал, сбоку зарубал, по кому нету.
Полотенце под шеломок да причелинки кружевны свесил.
Ай, на погост на себе нес, место выбирал — весело глазу.
Ставил супротив, да на свой рост, вдвое высоко — углядишь сразу.
Ты ба обожди ба покадо тут — ма-аво часу…[2]
«Ну, с богом!» — думает антрополог и входит в помещение.
