— Поняла. Думаю, что да.
— Из этого должен получиться хороший фильм.
— Надеюсь…
— Этот парень, который ушел…
— Матвей?
— Да. Он крепко в вас влюблен. Вы знаете?
— С чего вы взяли?
— У меня на эти вещи взгляд наметанный. Знаком не понаслышке.
— Странно говорить с вами об этом.
— На нас скафандры. Это располагает к некоторой доле откровенности… Хотите совет?
— Хочу. Совет мне просто необходим. Правда.
— Не упустите свой шанс, Инна.
Мы уезжали с «Элизия». Собирали аппаратуру. Паковали вещи.
Кейтлин заранее нервничала. Везти нас на главную базу, на титаническом гусеничном транспорте, предстояло Антону с его приятелем еще армейских времен. «Один летчик за штурвалом — это еще ничего, но когда их там двое таких… Девочки, я, пожалуй, воздержусь от завтрака!»
Мы уезжали, каждый оставаясь при своем.
У Матвея оставалась его оранжерея, составные модули которой споро грузили в недра транспорта жужжащие сервоприводами «макаки». Его цветы. Заботливо выпестованные ростки жизни.
У Кирилла — его фильм, запечатленный внимательными объективами видеоботов. Застывшие мгновения жизни.
У меня — мои черви-нематоды, куда ж они без меня, малютки? И губчатые моря лишайников, которые нам еще предстоит засеять, вырастить, заселить… Которые дадут поколениям колонистов воздух, оживят Марс.
У каждого — свое. И одна планета на всех. Такая громадная и такая невозможно маленькая. Такая чужая и такая родная. Противоречивая, трудная и прекрасная, как сама жизнь.
Перед самой посадкой мы столкнулись плечами у шлюза. Я и Матвей.
— Извини…
— Слушай, Бирюков, завязывай с этим, а?!
— Ты о чем, Инна?
— Кончай постоянно извиняться. Действует на нервы!
— Больше не буду.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Хочу, чтобы ты пообещал мне еще кое-что.
— М-м-м?
— На Центральной есть кинозал. Кирилл обещал устроить просмотр отснятого материала. На большом экране. Не тридэ конечно, и не про карликов… Но если ты честно пообещаешь, что не будешь вертеться…
— Ты опять зовешь меня на артхаус?
— Свидание, Матвей. На этот раз я зову тебя на свидание.
Москва выглядит по-особенному нарядной в эти осенние дни. Несмотря на ненастье, с которым не справляются погодные генераторы и терморегулирующие комплексы. Так происходит ежегодно. Будто по устоявшейся доброй традиции. Несмотря на все наши передовые научные достижения. Осень наступает внезапно. Мы опять оказываемся не готовы к ней.
Радость и грусть мешаются, как золото и багрянец осенних листьев, атакуемых суетливыми кибер- уборщиками.
Я радуюсь — мы отмечаем очередной юбилей событий, участником которых мне посчастливилось стать. Самый грандиозный проект эпохи.
Я грущу — исключительно из-за того, что это, видимо, удел моего почтенного возраста.
Я счастливчик. И я стар. Согласно древнему анекдоту — в обоих смыслах. Да, немножко «суперстар» тоже, но это теперь неважно. Что важно в моем возрасте? Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы? Быть может…
Курсе на втором-третьем нам задали придумать сценарий для короткометражки: «Один день спустя семьдесят лет». Мы были молоды и беспечны. Веселились — кто во что горазд. Суровый постапокалипсис, готические кладбищенские зарисовки, истории про несвоевременные пробуждения экспериментаторов, замороженных в ледяной глыбе…
Никто из нас тогда не упомянул Марс. Теперь это так странно.
Мой вариант был примерно такой: скверный старик кормит стриптизерш черной икрой на голливудской вилле.
Что теперь сказали бы по этому поводу мои внуки? К счастью, они в том возрасте, когда грезят Марсом и Венерой, романтикой космопроходчества и терраформинга, далекими звездами. А не замшелым короткометражным постмодернизмом начала века. К тому же студенческой сборки.
Марсом грежу и я сам. По-прежнему. Жизнь моя оказалась неразрывно связана с ним.
В последний раз я был там лет десять назад. Отпечаталась в памяти тропически-буйная зелень под сводами климатических куполов. Вид из краулера — приближаются сквозь клубящуюся рыжую пыль, сквозь марсианские сумерки россыпи огней на башнях. Поблескивающая льдом океанская гладь — до горизонта.
Густой медвяный аромат яблок, выращенных на одной из селекционных станций. С глянцевито- блестящей кожурой, сочетающей оттенки кармина и багрянца, усеянные крапинками цвета охры. Будто маленькие глобусы планеты, на которой родились. Звонко хрустящие, исходящие пенным соком.
Теперь их можно приобрести и здесь, в Москве, в любом относительно крупном супермаркете. Но вкус немного не тот. Наверное, виноваты зубные протезы.
Так хочется вернуться на Марс. С удовольствием повторил бы поездку — но эти врачи… «В вашем возрасте? Ну что вы, голубчик? Ну, зачем вам… Отдохните… Не нервничайте… Вы ведь не мальчик, право слово».
Разве нет?
В любом случае — теперь уже вряд ли.
Зима наступает на Москву. Я знаю точно — терморегулирующие комплексы и погодные генераторы в конце концов одержат верх. Так бывает всегда — из года в год. День-два легкого замешательства, а потом научный прогресс берет в узды разбушевавшуюся природу — у нас не забалуешь!
Я выбрался на балкон, чтобы поймать эти мгновения. Вылез, тяжело дыша, хватаясь за стену.
Хоть мы придумали лекарство от зимы, но, увы, не придумали еще лекарства от старости.
Впрочем, великие открытия совершаются ежедневно. Быть может, мне повезет? Сегодня вечером. Или завтра утром. Быть может… Дальше я стараюсь не заглядывать. К чему торопить неизбежность?
Я хотел бы посмотреть на Марс, но смотрю на Москву.
Робкие снежинки падают наискосок, цепляются за мои растрепанные седины, за свитер крупной вязки. Несмотря на его пушисто-колючий плен — зябко.
Я смотрю на вытянутые силуэты высоток, на красно-желтые пятна садов, на пестрые жилые коттеджи. На точки флаеров, упрямо скользящие в прорехах туч, на фоне холодной голубизны низкого неба. Балюстрады, галереи, балконы…
Я смотрю выше и дальше. Туда, где за хороводами снежных кристалликов, еще дальше, еще выше, в черной пустоте движутся изящные силуэты межпланетных крейсеров.
Границы моего мира ширятся день за днем.
Люди моего мира просыпаются в светлых, просторных домах, где все так удобно устроено для хорошей плодотворной работы. Они завтракают, разговаривают, смеются, грустят. Они решают удивительные задачи, они тянутся за знаниями. Хотят узнать, как устроен наш мир. Хотят узнать, что
