снисхождением. Ну не было у меня пиетета перед наградами! Вот красной нашивкой за ранение я искренне гордился. Но народ ждал свои знаки отличия с настоящим чувством. И они их действительно заслужили. Да и на самом деле – быть отмеченным медалью или даже орденом было сейчас, в тяжелейшие дни обороны Сталинграда, во время, когда фашистская военная машина еще нас ломит… скажем честно, положа руку на сердце – пока это еще так, но – ПОКА! Так вот, получить сейчас орден или даже медаль – это, конечно, почетно! Ордена сейчас были в цене. За ними был подвиг и кровь, и доставались они нелегко.
Так что радость наполнила и мое суровое сердце. Особенно когда нам сказали бежать на вещевой склад и получать новенькую форму, чтобы выйти на глаза начальству настоящими орлами. Под это дело я вырвал себе голубые петлицы и красные кубики и пришил их, невзирая ни на какие требования ходить с полевыми знаками различия. Это у меня не полевая форма, это – парадная!
Но командующий воздушной армией генерал-майор Хрюкин не приехал. Наверное, в преддверии подготовки к контрнаступлению у него были и другие, более важные дела. Награды начищенным, наглаженным и отмытым ребятам вручал член Военного совета генерал… забыл. Забыл я его фамилию. Да это и не важно.
А так – все было очень торжественно. За генералом суетились штабные, подавали ему коробочки с орденами и документы. Наш полковой самопальный оркестрик вразнобой дудел туш, красные от волнения и духоты ребята выходили, получали награды, обещали служить трудовому народу и спешили на свое место, чтобы побыстрей открыть эти коробочки и привинтить долгожданную награду на грудь. Несколько человек, в том числе и я, выходили за наградами дважды – кроме орденов нам вручили еще медали за работу на Калининском фронте. Что мне понравилось, наградили и несколько человек из «темной силы». Это было абсолютно правильно – технари очень многое делали для боеготовности полка.
Я же опозорился. После вручения мне ордена я не нашел ничего лучше, как сказать генералу: «Спасибо», а не рявкнуть как полагается: «Служу трудовому народу!» Генерал недовольно посмотрел на меня, на мои голубые петлицы с красными кубиками, потом улыбнулся и вежливо ответил: «Пожалуйста!» Правда, когда меня вызвали во второй раз, все прошло гладко, в соответствии с требованиями устава. Так, пожалуй, и привыкну. А когда начали говорить «Служу Советскому Союзу»? Не помню… Ну, ничего – подскажут! А скоро вообще погоны введут. Правда, золотые, с голубым просветом, наверное, и не найти, защитного цвета будут наверняка.
После награждения нас пригласили в столовую. Генерал провозгласил первый тост за Сталина, за победу, все дружно выпили, и армейские с нашим полковым начальством куда-то быстренько исчезли. Нам же лучше – спокойнее без них. Народ немного расслабился, забулькал по стаканам, зашумел. Все так или иначе косились себе на левую сторону груди, где на защитной ткани гимнастерок багрянцем сверкали новенькие ордена.
Я как знал, что спешить не надо, и орден не привинчивал. Медаль, правда, прицепил. Хорошая медаль – «За отвагу». Не стыдно носить будет. А сейчас я достал орден и аккуратно опустил его в стакан с водкой. Красивый красный «боевик» горел в преломляющихся лучах света; казалось, он испускал какое-то тепло. Я положил подбородок на руки и замер, глядя на орден.
– О чем задумался, Виктор? – ткнул меня в бок Антоха, который тоже гордо выпячивал грудь с одинокой медалью.
– Да вот, думаю, как нам новые истребители поскорее получить и освоить. Вместе, наверное, поедем получать, а, Тоха? Ты как думаешь?
– Наверное, вместе. Что вы там без нас получите… Смотреть ведь надо, мотор слушать.
– Антон, ты знаешь что сделай… Ты, когда будем получать самолеты, формуляры на них посмотри. Те, которые завершены к концу недели или месяца, мы брать не будем. Ну их! Там, на заводе, наверное, горячка была. Давай-давай, фронт ждет! Возьмем аппарат, который вышел с конвейера в середине недели, понял?
– Виктор, ты же сам сказал – конвейер! Все этапы одинаковые, контроль одинаковый…
– А ты, товарищ младший воентехник, не спорь с начальством. Лучше давай выпьем за боевые награды. Мы их, Антоха, заслужили.
Следующей ночью группу летчиков и техников, которым предстояло получить новые истребители, вывезли на разболтанном автобусе в ЗАП. Там был довольно крупный аэродромный узел, армейские ремонтные мастерские, подготовленные специалисты. Ведь нам нужно было не только выбрать самолеты, но и изучить и освоить новую для нас матчасть, сдать необходимые зачеты, провести учебные вылеты и стрельбы. На все это нам выделили аж пять дней. Везли по земле из опаски, что «мессера»-охотники, которые залетали километров на 60–70 к нам в тыл, могут легко грохнуть одинокий транспортник, перевозящий опытных пилотов, а организовывать еще и воздушное прикрытие было некому, да и сложно все это…
В общем, ночь мы промучились, а утром впервые увидели свои новые машины. Было на что поглядеть! Красивые, изящные истребители. Каплевидный фонарь, превосходный обзор, какая-то явственно ощущаемая легкость. Да-а, недаром говорят, что красивая машина – это отличная боевая машина! Эх, еще бы на «Як-3» полетать! Может, когда и придется…
Мы облепили линейку истребителей. Около них мыкалось несколько молодых парней в форме и гражданке.
– Смотри, командир, это, наверное, перегонщики с завода. Пошли поговорим.
– Здорово, ребята! Что такие грустные?
Оказалось, что бардак крепчает и здесь. Недаром с самого зарождения авиации появилась и очень жизненная поговорка «Там, где начинается авиация, заканчивается порядок!». У ребят-перегонщиков и заводских испытателей не было продаттестатов. То ли в суете командировки забыли выписать, то ли они сразу должны были вернуться на завод, в Саратов. А они задержались, и их попросту не кормили. Не нашлось человека, который бы во всем разобрался.
– А ну, пошли в столовку, пернатые! Сейчас разберемся.
Мы устроили шум, стараясь напирать на столовских выпяченными грудями с новенькими орденами. Те что-то слабо блеяли в ответ и ссылались на отсутствующее начальство. На шум подошел комиссар ЗАПа, быстренько разобрался в проблеме, дал своим трюнделей и усадил нас за столы.
– Сейчас вас покормят, ребята! Вы уж не обижайтесь на нас, хорошо?
Столовские засуетились, забегали, и мы дружно застучали ложками. Плотненько так перекусив, мы с перегонщиками вернулись к самолетам. Антоха прилип к худощавому пареньку в гражданке и что-то ему втирал, не закрывая рта.
– Командир! Иди сюда! Я тут с одним человеком тебя познакомлю…
Стеснительный парень робко поздоровался, уважительно поглядывая на мои ордена и медаль.
– Вот, командир, знакомься! Игорь, испытатель с завода. У него на заводе и отец, и мать работают. Он нам поможет аппарат подобрать. Поможешь, Игорь?
– Ага, – кивнул паренек, – а что вам, собственно, надо?
– Чтобы полегче был, мотор чтобы зверь, ну и отделка в общем… Сам понимаешь.
– Вот этот посмотрите… – Он подвел нас к стоящему в конце строя самолету. – Его готовили как именной истребитель для одного Героя Советского Союза, да двигатель забарахлил, а пока с ним возились, Герою другую машину отдали. А на этот новый двигатель поставили, машина – зверь! И чуть-чуть полегче остальных будет – в ней больше дюралевых частей. Рация с передатчиком. Переднее и заднее бронестекло, бронеспинка 9 мм, зеркало для задней полусферы в кабине, что еще…
– А как оружие? Мне ведь и стрелять еще надо, сам понимаешь.
– О-о! Оружие – класс! Ну, пушка тебе знакома, боезапас – 140 снарядов. А вот пулемет «УБС» – универсальный синхронизированный, конструктора Березина, 12,7 мм. Почти что пушка, честное слово. 220 патронов. С двухсот метров пробивает броню в 20 мм, безотказно стреляет в глубоких виражах, боевых разворотах, петлях, бочках и на пикировании. Зажигательно-разрывные пули – просто чудо, с дистанции 200 метров дырки делают – голова пройдет, поражение осколками до 40 сантиметров от точки попадания! Говорю тебе – еще одна пушка у тебя будет, во как. Огонь ведешь кнопкой и спусковым крючком на ручке управления. Стреляешь только правой рукой, левой управляешь мотором при маневрировании. Перезарядка оружия пневмоэлектрическая, не надо надрываться и тянуть трос, как раньше. Обещаю – попробуешь,
