Последним вел поиск Николай Осипов.
— «Пробрил» весь лес, товарищ полковник, — докладывал он мне, — но Рыбянца не обнаружил.
В списке против фамилии Виктора Рыбянца появилась запись: «Пропал без вести». В тот день его друг Николай Милашечкин записал в своем дневнике: «Не успели с него картину написать». Летчик имел в виду штурмовку танковой колонны в районе города Шяуляй. Я руководил этим полетом и слышал, как авианаводчик Черноморов докладывал с земли:
— «Горбатые», в воздухе спокойно. Сделайте еще один заход.
Четверка, ведомая Милашечкиным, снова пошла в атаку. Один из «тигров» ощетинился пулеметным огнем. На его башне замелькали яркие вспышки. В этот момент от штурмовика Вити Рыбянца отделилась широкая полоса искр. Выпущенный реактивный снаряд пробил хваленую крупповскую броню, и танк запылал.
Да, Виктор Рыбянец был смелым летчиком. И вдруг потерять такого бойца!..
Стоял пасмурный сентябрьский день. После осмотра техники инженер дивизии Титов и я собирались вылететь на аэродром другого полка. Идем к самолету. Совсем неожиданно передо мной предстал стройный, худощавый человек.
— Младший лейтенант Рыбянец, — доложил он.
Я обнял Виктора как родного сына. Он-то и рассказал об Александре Юкумовиче Рунде, о том, что весь латышский парод с нетерпением ждет своего освобождения.
И наши войска спешили, выбивая гитлеровцев из городов и сел, очищая землю Прибалтики от скверны фашизма. Враг упорствовал, оказывал яростное сопротивление, а на отдельных участках фронта концентрировал довольно сильные группировки и переходил в контрнаступление. Бои, как правило, носили ожесточенный характер.
Главные усилия войск 1-го Прибалтийского фронта были направлены на овладение городом Елгава — крупным узлом коммуникаций, связывающих Прибалтику с Восточной Пруссией. Гитлеровцы сосредоточили здесь большие силы. Они рассчитывали на длительную оборону. В район Елгавы стянули много авиации, особенно истребительной. В связи с этим полки 335-й штурмовой авиационной дивизии перебазировались на передовые аэродромы: 6-й гвардейский — в Повартичи, 683-й — близ Шяуляя, 826-й — на лесную поляну неподалеку от населенного пункта Бейнорачай.
Собрав командиров полков К. П. Заклепу, В. Г. Болотова, Н. В. Байкова и их заместителей по политчасти, штаб соединения и политический отдел познакомили их с обстановкой на нашем участке фронта, разъяснили предстоящие боевые задачи. Обеспечение успеха наступательной операции во многом зависело от тактически грамотной разработки штурмовых ударов, от всесторонней подготовки летно- технического состава, его идейного уровня, дисциплины. Чего греха таить, в тот период некоторые авиаторы стали переоценивать свой боевой опыт и воинское умение, снизили требовательность к себе, ослабили бдительность. Все равно, мол, при любых условиях противник не устоит перед мощью советского оружия, и поражение его неотвратимо.
Мы повели решительную борьбу с таким благодушным настроением. В качестве примера, показывающего хитрость и коварство врага, приводили случай гибели заместителя командира эскадрильи старшего лейтенанта В. Сологуба.
В районе Приекуле противник, стремясь расширить плацдарм, бросил в атаку несколько десятков танков. Их поддерживала артиллерия. На помощь нашим наземным частям поспешили штурмовики. Старший лейтенант В. Сологуб повел первую шестерку. При подходе к цели летчики хорошо видели, как рвутся снаряды в расположении нашей пехоты.
— За Родину! — крикнул Сологуб, и шесть «илов» обрушили бомбовый удар по врагу.
Два танка вспыхнули, словно спичечные коробки. Воодушевленный упехом, Сологуб со своими ведомыми делает повторный заход и подавляет огонь артиллерии. Атаки повторялись еще и еще раз. У многих летчиков, в том числе и у командира группы, кончился боекомплект. И вдруг из облаков вынырнули 12 немецких истребителей. Борьбу с ними могли вести только стрелки-радисты. У них еще оставались патроны в лентах. Однако бой пришлось вести в далеко не равных и не выгодных для штурмовиков условиях: у гитлеровцев было и численное и огневое превосходство. К тому же в экипаже Сологуба воздушный стрелок оказался недостаточно инициативным. В результате штурмовики возвратились на свой аэродром без командира группы…
Начальник политотдела полковник И. Т. Калугин предложил мне полететь с ним в полк, где служил Владимир Сологуб, и провести там собрание партийного и комсомольского актива.
— Люди болезненно переживают гибель Сологуба, — сказал Иван Трофимович. Надо воодушевить их, поднять настроение, нацелить на решение новых сложных боевых задач.
На собрании состоялся откровенный разговор. Летчики поняли, что нельзя успокаиваться, терять самоконтроль, в азарте штурмовки расходовать весь боекомплект, не оставлять запаса на случай неожиданной встречи с воздушным противником.
После собрания мы с Иваном Трофимовичем Калугиным решили осмотреть землянки, в которых жили летчики и техники. Идти пришлось через весь аэродром. Возле опустевшего капонира, где раньше стоял самолет Владимира Сологуба, собрались девчата. Среди них находилась и Рита, школьная подруга Владимира. Девушка окончила школу младших авиационных специалистов и прибыла к нам в дивизию.
Рита тяжело переживала потерю друга. Лицо ее было заплаканным. Радистка сержант Непряхина утешала ее:
— Не плачь, крепись, Рита. Что толку в слезах? Товарищи отомстят за Володю проклятым фашистам…
— Отомстят, Рита. И сегодня же, — вступил в разговор Иван Трофимович и показал рукой в сторону штурмовиков капитана Н. Макарова, уходивших на очередное боевое задание.
Полковника Калугина не только уважали, но и по-сыновьи любили все наши авиаторы. Умел он говорить с людьми, хорошо разбирался в их настроении, чутко относился к нуждам и запросам офицеров и солдат, всегда был справедлив и заботлив.
Помнится случай, когда мне доложили, что летчик С. без особой на то причины не полетел на боевое задание.
— Сергей Сергеевич, разрешите мне самому разобраться, — попросил Иван Трофимович. — Дело серьезное, как бы кое-кто не перегнул палку, не бросил на офицера тень подозрения…
Калугин немедленно вылетел в полк, разыскал летчика С. и спросил его:
— Почему вы возвратились на аэродром?
— Не убирается шасси, товарищ полковник. А с выпущенным лететь запрещено инструкцией.
Начальник политотдела приказал техникам поднять машину на козелки и проверить механизм уборки и выпуска шасси. Дефекта не обнаружили.
— Попробуйте взлететь еще раз, — посоветовал Калугин офицеру С.
Тот произвел взлет, но шасси опять не убиралось. И тогда полковник сам сел в кабину и поднялся в воздух. К удивлению всех, кто присутствовал на аэродроме, щитки аммортизационных стоек плотно прилегли к центроплану «ильюшина»…
Что же, летчик С. был не прав? Нет, дело не в этом. Он просто устал в процессе напряженной боевой работы, и у него не хватало сил переводить в положение на себя (до упора) кран уборки и выпуска шасси.
Мы дали команду медицинской службе обследовать состояние здоровья всех летчиков дивизии и возбудили ходатайство перед воздушной армией об организации краткосрочного фронтового дома отдыха. Нашу просьбу удовлетворили. Летчика С. и некоторых других командиров экипажей отправили отдыхать. Через полторы недели офицер возвратился в полк и вместе с боевыми друзьями продолжал громить фашистов.
Следует заметить, что в нашей дивизии не было командиров, которые бы недооценивали значения партийно-политической работы. Наоборот, нередко офицеры-руководители сообщали в политический отдел об отдельных недостатках в деятельности партийных и комсомольских организаций и, как правило, просили помощи у полковника И. Т. Калугина и работников его аппарата.
Так, по сигналу командира полка В. Г. Болотова политотдельцы выехали в его часть и на месте выявили неполадки. Оказалось, что политработа там в ряде случаев велась в отрыве от боевых задач. В
