рядах такие подпольные формирования, как «Национальная военная организация», «Национальные вооруженные силы», «Конвент национально-освободительных организаций». Базы самообороны, как и на Волыни в Галиции, тоже были, но не такие значительные. К крупнейшим относились Ханачув, Микуличин и т.д. Да и немцы здесь вели себя по-иному, нежели на Волыни, содействуя некоторым центрам самообороны, чтобы исключить сбои в собирании контингентов с продовольствием. Правда, и на территории Генерал-губернаторства лица, сотрудничавшие с советскими партизанами, немцами же и ликвидировались. А потому ввиду отсутствия какого-либо советского подполья по согласованию со штабом партизанского движения в первый период оккупации на Львовщине действовала польская прокоммунистическая Гвардия Людова, которая со временам преобразовалась в структуру Украинского штаба партизанского движения, но серьезной вооруженной силой так и не стала. Так что и здесь полякам за помощью не к кому было обращаться и приходилось рассчитывать только на себя.
Что касается УПА, то после неудавшегося провозглашения независимого украинского государства она выступала в Галиции под видом так называемой «Украинской Народовой Самообороны» (УНС). На самом деле УНС была всего лишь формой легализации УПА для немцев, поскольку провозглашала своей задачей защиту от советских партизан, которые с 1943 г. начали проникать на территорию Галиции. Но уже в первые месяцы 1944 г. УНС уже открыто стала выступать в виде УПА, тогда же начались нападения на польское население. Особенно в этом отношении отличался отряд некоего «Ризуна» (кличка говорит сама за себя).
В свою очередь ответные меры АК в Восточной Галиции были более решительными и кровавыми, чем на Волыни. Во-первых, УПА открыла здесь свой фронт против польского населения несколько позже и уже не застала АК врасплох, во-вторых, Армия Крайова базировалась в основном во Львове и располагала там несравненно большими возможностями. Однако и тут противостояние между АК и УПА было столь непримиримым, что даже жестокая экспедиция львовского «Кедыва» в апреле 1944 г., когда были уничтожены украинские села Хлебовичи, Черепин и Лопушня и убиты около 130 человек, не смогла остановить террор. Напротив, не успел «Кедыв» вернуться во Львов, как расправы УПА над поляками возобновились и даже усилились.
Польский исследователь данной проблемы Й. Вэнгерский пишет: «...командование Армии Крайовой во Львове приняло решение о проведении репрессивно-превентивных действий. Одной из первых акций должно было стать уничтожение одного из украинских сел, определенного как база УПА... Ввиду непрекращающихся нападений УПА, 'Кедыв' округа Львов получил приказ проведения акции усмирения, предупреждения и возмездия на территории инспектората... Акция эта, впрочем, получившая отрицательную оценку польского общества, привела к дальнейшему обострению ситуации...»[156] Нет сомнения, что в ходе таких операций погибали не только боевики УПА, но и невиновные украинцы. Массовые убийства населения на Волыни и в Галиции принесли, по разным оценкам, около 70-100 тыс. жертв, привели к бегству значительных масс польского населения в центральные районы Польши. В связи с чем к концу августа 1943 г. большая часть Полесья, Волыни и Галиции оказалась вне зоны активного влияния АК, так как она могла действовать только в населенных пунктах со значительным польским населением. Конец этой войны на войне положило приближение фронта и занятие спорных территорий Красной армией. Ситуация сразу поменялась, и хотя поляки для УПА не перестали быть врагами, расходовать силы на них уже не имело смысла. Впрочем, и украинцы для поляков тоже врагами быть не перестали. В листовке, появившейся во Львове за несколько дней до освобождения от гитлеровцев, солдат АК призывали: «Только твердая, безжалостная рука польского воина может спасти восточные земли для Польши, истребить преступников, показать, что польский народ достоин независимой жизни». Комментарии, как говорится, излишни.
И еще несколько слов о популяризуемой, в том числе и российскими историками, идее о разжигании партизанской войны провокациями НКВД, который то под видом советских партизан, то под видом боевиков УПА, нападал то на украинцев, то на поляков. Жаль только, современных правдоискателей мало заботит, что, во-первых, сколько-нибудь надежных свидетельств на сей счет не существует, а во-вторых, разжигать межнациональную вражду НКВД не было никакой надобности, поскольку на этом поприще уже преуспела УПА. Что, собственно, и было целью немецких оккупантов — вспомним лаконичную постановку цели Эрихом Кохом. Приведем также мнение по этому поводу польского автора П. Лешчыньского в статье «Польско- украинские отношения на Волыни в годы 2-й мировой войны»: «...советские партизанские отряды... еще в 1942 г. начали прибывать в леса Полесья и Волыни... отряды хорошо вооруженных солдат и офицеров... посылаемых с целью дезорганизации немецкого тыла и ликвидации УПА. Цели эти совпадали с целями польского партизанского движения, как коммунистического, так и АКовского, так как польское население стало естественной опорой для всех партизан, и польских и советских».
А вот и сообщения самих бандеровцев в их издании от июля 1943 г.: «...справедливая рука УПА карает всех прислужников империализма. 9.05 был уничтожен центр большевистской разведки в с. Плотычное. Были схвачены и убиты все большевистские агенты... Такая же самая участь ждет всех поляков на украинских землях... Строить Польшу пускай едут на чисто польские земли. Поляки — это только начало!» Даже сам Тарас Бульба-Боровец в открытом письме руководству ОУН Бандеры писал: «Вместо соблюдения установленной тактики Организация (имеется в виду ОУН —
Свой взгляд на эти события имеет и украинская сторона. С ним можно ознакомиться, в частности, прочитав статью «Необъявленная война» («Комсомольская правда» в Украине от 19 марта 2003 г.), где написано следующее: «Львовский профессор Степан Макарчук установил, что тогда погибло 40-50 тыс. поляков и 15-20 тыс. украинцев. Конфликт возник на Волыни и позже переместился в Галичину. Происходящее было на руку немецкому оккупационному режиму, который занимался подстрекательством тех и других. Советские партизаны также поддерживали конфликт — вместе с отрядами польской самообороны они воевали против УПА». Похоже, если следовать логике уважаемого профессора, советским партизанам нужно было держаться в стороне и не встревать в разборки украинцев с поляками. Тем более что и польские историки с ним солидарны. Дескать, украинские и польские мужики из соседних деревень слегка повздорили и, как у них заведено, пошли друг на друга с вилами да косами (отсюда и особая жестокость, неудивительная с таким-то инвентарем) и непременно бы помирились, если б большевики своими кознями не помешали им полюбовно дело уладить. Некоторые так даже дальше пошли — вспомнили знаменитую «Жакерию» в средневековой Франции; одно никому не интересно: что по этому поводу думают уцелевшие в той резне. Уж они бы, наверное, сказали, кто кого подстрекал, а кто успокаивал.
Хотя, конечно, не исключено, что многих украинцев тогда соблазнил старый как мир призыв: грабь награбленное. В особенности если это касается землицы. Тут УПА весьма ловко сыграла на чувствах крестьянина. И вполне можно поверить, что лозунги «Земля украинцам! Ляхи за Вислу!» были набатом для волынского крестьянина и он соответственно воспринял декрет УПА от 15 августа 1943 г. о переходе земель бывших польских помещиков и колонистов в собственность украинских хозяйств[158]. То, что УПА могла сыграть на земельном вопросе и тем самым повязать часть украинского крестьянства с собой кровью за землю — это вполне возможно. Такое мы уже проходили в Октябрьскую революцию и Гражданскую войну.
А чтобы прочувствовать, во что советские партизаны (ставшие сплошь бандитами и пьянью в работах ряда польских, украинских, да и кое-кого из «российских» историков) вмешивались, не давая польским и украинским мужикам между собой по-свойски разобраться, почитаем-ка воспоминания тех, кому удалось уцелеть в этих «соседских размолвках»:
«Прыступа Анатолий Лукашович, 1924 г.р.
Наша семья жила на хуторе Самотишье, который относился к селу Стенжарычи: отец Лукаш Прыступа 1903 г. рождения, мама Ганна и нас шестеро братьев.
Когда к селу приближались польские подразделения, люди из хутора убегали в лес. Это случилось 20
