Хольгер вспомнил о своей ране: голова не болела, старухины снадобья в самом деле оказались волшебными. М-да… Вся эта история, в которую его угораздило… Сосредоточимся. И порассуждаем. Итак, каким-то неведомым образом он перенесен в другое время, если не в другое пространство. Если это, конечно, не сон. Он находится в мире, в котором имеется по крайней мере одна настоящая ведьма, один натуральный гном и некто по имени Самиэль — дух или демон, или что-то подобное. Не исключено, что в окружающем его мире это рядовые явления. Что из этого следует?
Рассуждать логично было совсем не просто. Меленая ситуация, в которой он оказался, навязчивые мысли о доме и легкая паника (не останется ли он здесь навсегда?) все это заставляло его мысли крутиться в какой-то дьявольской карусели. Перед его взором вставали, как наяву, изящные шпили Копенгагена, заросли вереска на берегу Ютландии, небоскребы Нью-Йорка, золотая дымка над Сан-Франциско, вереница милых подружек и миллион мелочей, которые окружали его в повседневной жизни. Ему хотелось кричать, звать на помощь, бежать со всех ног туда, где мирно стоит его дом… Нет, об этом лучше не думать. Не думать об этом! Будем думать о том, как приспособиться к изменившимся обстоятельствам. И если герцог из Фейери — будь это место хоть самой преисподней! — способен ему помочь, едем к герцогу! Хоть какая-то, но надежда. А пока остается благодарить судьбу хотя бы за то, что весь этот кошмарный бред каким-то чудом еще не помутил его разума.
Хольгер оглядел своего проводника.
— Я очень тебе благодарен, — сказал он. — Как я с тобой рассчитаюсь?
— О чем речь, — отвечал Хуги. — Я ведь стараюсь ради ведьмы. Не то, чтобы я был ее слугой — мы, лесные, только подсобляем ей время от времени: дровишек подкинуть, воды там наносить или еще что по хозяйству. Не задаром, конечно. Слов нет, не шибко я ее, сову старую, жалую, однако пиво у нее хоть куда.
— Мне она показалась… весьма любезной…
— Да уж, язык-то у нее без костей, и стелет она мягче некуда, когда пожелает, — ухмыльнулся Хуги. — Вот так же охмурила она и младого сэра Магнуса, когда его сюда нелегкая занесла. Да ведь она якшается с черным искусством! Ловка она в этом, ловка, хоть и не больно сильна. Вызвать пару демонов средней руки, да и те то соврут, то напутают — вот и все, на что она способна. Помню, — вновь усмехнулся он, — как-то раз один крестьянин из Вестердейла залил ей сала за воротник, так она поклялась, что напустит на его хлеб спорынью. Да то ли он хлеб святой водой окропил, то ли ее ворожба была хилой, только кончилось все тем, что она тужилась-тужилась, кряхтела-кряхтела, да так ничего и не выворожила, разве что хлеба малость помяло градом. Вот она и спешит угождать господам из Срединного Мира, все чает, что ей от них хоть какая милость перепадет, да только до сих пор что-то не видать никакой корысти.
— Что же случилось с сэром Магнусом? — спросил Хольгер.
— Да много чего. А в конце концов его сожрал крокодил.
Они долго ехали молча. Хольгер прервал молчание первым и спросил, что представляет собой лесной народ и чем он занимается. Хуги охотно отвечал, что народ его живет в лесах, а леса тут бескрайние, что кормится грибами, да орехами, да разной лесной всячиной и дружит с малым лесным зверьем — кроликами и белками. Что нет у них способностей к магии, как у жителей Фейери, но зато нет и страха перед крестом и железом.
— А до всяких там войн и сражений, что не редкость в наших краях, нам и дела нет, — говорил Хуги. — У нас свои правила, а на небесах и в аду, в Империи и Фейери — свои, как кому больше нравится. И пусть все эти господа друг друга в конце концов хоть перебьют, хоть перетопят, а у нас все как есть, так и останется. Чтоб их приподняло да треснуло!
Очевидно, подумал Хольгер, их раса за что-то сильно обижена и на людей, и на жителей Срединного Мира.
— Что-то я не понимаю, — пробормотал он. — Если на Мать Герду положиться нельзя, то зачем мы по ее совету едем в Фейери?
— Вот именно, — Хуги пожал плечами. — Правда, я не сказал, что творит она только зло. Если нет у нее на тебя обиды, то отчего ж не помочь советом? Глядишь — и облагодетельствует тебя герцог Альфрик, коли развлечется загадкой, какую, сдается мне, ты ему загадаешь. Они там сами про себя наперед ничего сказать не могут. Живут в мерзости и потому в войне на стороне Темного Хаоса стоят.
Эти новые сведения ничего для Хольгера не прояснили. Пока что Фейери была для него единственной надеждой на возвращение, но в равной степени могло оказаться, что его увлекают в ловушку. Хотя зачем кому-то морочить себе голову и вредить неведомому чужестранцу, тем более что у него ни гроша за душой?
— Хуги, ты будешь рад, если я попаду в переделку? — спросил он.
— Зачем? Ты мне не враг. К тому же, я вижу, что ты человек хороший. Не то, что некоторые, с которыми мне приходилось иметь дело, — он сплюнул. — Что там у Герды на уме, мне до одного места. Говорю, что знаю, вот и все, мое дело маленькое. Тебе надо в Фейери — пожалуйста, я провожу.
— И чем это все для меня кончится, тебе безразлично, да?
— Ага. Меня научили не совать нос в чужие дела. — Карлик явно имел в виду какую-то старую обиду.
«Сделать из него союзника, — подумал Хольгер, — будет не так уж сложно».
— По-моему, — сказал он, — в узелке что-то булькает. А у меня сильно пересохло в горле. Давай остановимся.
Хуги облизнулся. Они развязали подаренный мешок и обнаружили несколько глиняных фляг. Хольгер открыл одну из них и протянул карлику. Хуги опешил. Однако чувство субординации оказалось слабее любви к пиву, и он, махнув рукой, взял флягу и приложился к ней от всего сердца. Опорожнив сосуд наполовину, он с трудом оторвался, отрыгнул и протянул пиво Хольгеру.
Пустая фляга кубарем полетела в траву. Они двинулись дальше.
— Диковинные у тебя манеры, сэр Хольгер, — после долгого молчания произнес Хуги. — Ты, пожалуй, не из императорских рыцарей, но вроде бы и не сарацин.
— Да, — кивнул Хольгер. — Я из очень далекой страны. У меня на родине считается, что между людьми нет особой разницы.
Глазки гнома удивленно сверкнули.
— Ужасные вещи ты говоришь. Кто же правит страной, где все равны — и господин, и простолюдин?
— Каждый имеет право голоса, когда нужно что-то решить.
— Быть того не может! Из этого выйдет одна болтовня и ни капли толку.
— У нас в этом деле порядочный опыт. Видишь ли, потомственные монархи слишком часто оказывались или глупцами, или садистами, или рохлями. В конце концов, мы решили, что хуже без них не будет. В моей стране есть король, но он ничего не решает, а только как бы хранит традицию. А другие страны вообще избавились от королей.
— Хм! Престранные вещи… И, по правде говоря… Сдается мне… Уж не из сил ли ты Хаоса?
— Кстати, — сказал Хольгер, — что такое Хаос? Мне почти ничего неизвестно о ваших странах. Ты не мог бы мне рассказать?
Гнома не пришлось долго упрашивать, но из щедрого потока красноречия Хольгер выудил весьма скудные сведения: Хуги не блистал умом и вдобавок был закоренелым провинциалом. Главное, что определяло законы этого мира, была бесконечная война между изначальными силами Хаоса и Порядка. Но что это были за силы? Какова их природа? Во всяком случае, Хольгер понял, что на стороне Порядка в основном выступали люди. Правда, не все; некоторые из них (одни по недомыслию, другие — ведьмы и чернокнижники) из корысти продались Хаосу. И наоборот, кое-кто из нелюдей поддерживал Порядок. Лагерь Хаоса составлял весь Срединный Мир, в который, как понял Хольгер, входили страны Фейери, Тролльхейм, а также страна великанов. Мир Порядка зиждился на принципах гармонии, любви и свободы, которые были ненавистны обитателям Срединного Мира. И потому они изо всех сил стремились разрушить Мир Порядка и подмять его под себя. Хаос не брезговал ничем, и особенно на руку ему были войны, которые люди вели между собой. Примером тому — война сарацин и империи.
Все это было для Хольгера мистикой и абракадаброй, но когда он пытался вытащить из Хуги более конкретные сведения, тот отвечал еще более туманно. Хольгер узнал лишь то, что земли людей, где правил
