Однако юпитерианин сказал:
— Подождите немного. Я скоро вернусь.
Он повернул назад и поспешил в город.
Роботы остановились и стали молча ждать.
Прошло не меньше трех часов, прежде чем вернулся представитель центрального правительства Юпитера, а вернулся он запыхавшись. Он остановился, как обычно, в десяти футах от роботов, а затем пал ниц и в такой униженной позе пополз к ним. Он ничего не говорил до тех пор, пока его резиноподобная серая кожа не коснулась их, а затем отстучал покорно и уважительно:
— Досточтимые сэры! Я связался с главой нашего центрального правительства, который лишь теперь узнал обо всех обстоятельствах дела, и смею вас заверить, Юпитер хочет только мира.
— Прошу прощения, что вы сказали? — безучастно спросил Третий робот.
— Мы готовы возобновить контакты с Ганимедом и рады сообщить вам, что никаких попыток выйти в космос мы предпринимать не будем. Наши силовые поля будут использованы только для нужд самого Юпитера.
— Но… — заикнулся было Третий робот.
— Наше правительство охотно примет любого человека, которого наши досточтимые братья, люди на Ганимеде, пожелают к нам послать. Милостивые государи, если вы теперь удостоите нас чести и поклянетесь жить в мире…
К Третьему роботу протянулось покрытое чешуей щупальце юпитерианина, и тот, совершенно ошеломленный, пожал его. То же самое сделали Второй и Первый, когда им были протянуты два других щупальца.
Юпитерианин торжественно провозгласил: — Да здравствует вечный и нерушимый мир между Юпитером и Ганимедом!
Космический корабль, протекавший как решето, вновь находился в открытом космосе. Давление и температура опять упали. Роботы все смотрели на огромный, постепенно уменьшающийся шар под названием Юпитер.
— Они, конечно, искренне предлагали мир, — заметил Второй робот, — и мне очень приятно, что они повернули на 180°, но я никак не могу понять, в чем тут дело.
— Я думаю, юпитериане вовремя опомнились и поняли, сколь пагубна мысль о причинении зла людям, нашим хозяевам, — заметил Первый робот. — Так что все объясняется весьма просто.
Третий робот глубоко вздохнул и сказал:
— Видите ли, тут проблема чисто психологическая. Эти юпитериане обладают комплексом превосходства толщиной в милю, так что, когда им не удалось уничтожить нас, они пошли на все, только бы спасти свой престиж. Всякие их выверты, объяснения и рассказы были типичным бахвальством, чтобы пустить нам пыль в глаза, чтобы мы смирились перед их мощью и превосходством.
— Все это понятно, — прервал его Второй робот, — и все же почему…
Третий продолжал:
— Но получилось совсем не так, как они рассчитывали. Они преуспели только в том, что убедились — мы их во всем превосходим: мы не тонем, не едим и не спим, расплавленный металл нам не вредит. А отсутствие герметичности на нашем корабле потрясло их, сыграло роковую роль. Их последним козырем было силовое поле. Но когда выяснилось, что мы в нем вообще не нуждаемся и можем жить в вакууме при абсолютном нуле, — это их совсем доконало, тут все и рухнуло.
Третий робот помолчал, а потом философски изрек:
— Когда комплекс превосходства так вот рушится, то это уж навсегда.
Второй робот после некоторого раздумья сказал:
— Но все это еще ничего не объясняет. Чего им беспокоиться о том, что мы можем или не можем? Ведь мы всего лишь роботы. Воевать-то им придется с людьми.
— В этом-то все дело, приятель, — мягко ответил Третий робот. — Мне это пришло в голову, только когда мы покинули Юпитер. Ты знаешь, по своей оплошности, совершенно непреднамеренной, мы совсем забыли им сказать, что мы только роботы.
— Так никто же нас об этом не спрашивал, — сказал Первый робот.
— Правильно. Поэтому они считали, что мы и есть настоящие люди и что остальные земляне подобны нам.
Он взглянул еще раз на Юпитер и глубокомысленно заметил:
— Не удивительно, что они решили поджать хвост.
Ларри Найвен
ДОЖДУСЬ…
Larry Niven. Wait It Out. 1968
Перевод Р. Нудельмана
На Плутоне ночь. Линия горизонта, резкая и отчетливая, пересекает поле моего зрения. Ниже этой изломанной линии — серовато-белая пелена снега в тусклом свете звезд. Выше — космический мрак и космическая яркость звезд. Из-за неровной цепи зубчатых гор звезды выплывают и поодиночке, и скоплениями, и целыми россыпями холодных белых точек. Медленно, но заметно движутся они — настолько заметно, что неподвижный взгляд может уловить их движение.
Что-то здесь не так. Период обращения Плутона велик: 6,39 дня. Течение времени, видимо, замедлилось для меня.
Оно должно было остановиться совсем.
Неужели я ошибся?
Планета мала, и горизонт поэтому близок. Он кажется еще ближе, потому что расстояния здесь не скрадываются дымкой атмосферы. Два острых пика вонзаются в звездную россыпь, словно клыки хищного зверя. В расщелине между ними сверкает неожиданно яркая точка.
Я узнаю в ней Солнце — хотя оно и без диска, как любая другая тусклая звезда. Солнце сверкает, словно ледяная искорка между замерзшими вершинами; оно выползает из-за скал и слепит мне глаза…
…Солнце исчезло, рисунок звезд изменился. Видимо, я на время потерял сознание.
Нет, тут что-то не так.
Неужели я ошибся? Ошибка не убьет меня. Но она может свести меня с ума…
Я не чувствую, что сошел с ума. Я не чувствую ничего — ни боли, ни утраты, ни раскаяния, ни страха. Даже сожаления. Одна мысль: вот так история!
Серовато-белое на серовато-белом: посадочная ступень, приземистая, широкая, коническая, стоит, наполовину погрузившись в ледяную равнину ниже уровня моих глаз. Я стою, смотрю на восток и жду.
Пусть это послужит вам уроком: вот к чему приводит нежелание умереть.
Плутон не был самой далекой планетой — он перестал ею быть в 1979 году, десять лет назад. Сейчас Плутон в перигелии — настолько близко к Солнцу (и к Земле), насколько это вообще возможно. Не использовать такую возможность было бы нелепо.
И вот мы полетели — Джером, Сэмми и я — в надувном пластиковом баллоне, с двигателем на ионной тяге. В этом баллоне мы провели полтора года. После такого долгого совместного пребывания без всякой возможности остаться наедине с самими собой мы должны были бы возненавидеть друг друга. Но этого не случилось. Психометристы хорошо подбирают людей.
Только бы уединиться хоть на несколько минут. Только бы иметь хоть какое-то не предусмотренное программой дело. Новый мир мог таить бесчисленное множество неожиданностей. И наша посадочная ступень, эта металлическая рухлядь, тоже могла их таить. Наверное, никто из нас до конца не полагался на нашу «Нерву».
Подумайте сами. Для дальних путешествий в космосе мы используем ионную тягу. Ионный двигатель
