– У нас проблема, коллеги, – начал Сергей Сергеевич, – новгородские конкуренты зашевелились, собираются открывать здесь свой филиал, все бы еще ничего, пока ситуацию мы держим под контролем, но вместе с директором новгородского комбината к нам в город приехала некая Ольга Михайловна Кузнецова. Это совсем молодая женщина, можно сказать – девчонка, но это не должно вводить вас в заблуждение. На мой взгляд, это наш самый серьезный конкурент.
– Что еще за девчонка? – Кастет уставился на Сергея Сергеевича своими маленькими холодными глазками.
– Она за два года утроила продажи хлебопродуктов новгородского комбината. Комбинат был на грани банкротства, а теперь он процветает, и ему уже мало своего традиционного региона. Они открывают здесь свое отделение и хотят торговать на нашей территории. Если сегодня мы проглядим ее – завтра будет поздно.
Видя, что коллеги с сомнением покачивают головами, он добавил:
– Понимаю ваш скептический настрой, но в нашем деле бывают личности, способные что-то создать быстро только силой своего ума и деловой хватки, и пол и возраст в данном случае не имеют значения.
– Я въехал. Это – чисто моя проблема, – Кастет коротко рубанул воздух волосатой ладонью, – завтра вашей девчонки не будет.
Сергей Сергеевич поморщился.
– Ну, как вы... А, впрочем, нет человека – нет проблемы. Только я очень прошу вас, сделайте так, чтобы это выглядело, ну... как несчастный случай, что ли. А то убийство.., конечно, в наше время этим никого не удивишь, но все-таки.., начнется это – кому выгодно, кому невыгодно... Постарайтесь обставить это как несчастный случай.
– Ладно, не суетись, я все понимаю.
Четвертым в этой комнате был крошечный микрофон, запрятанный в укромное место.
Анатолий Петрович Чистяков многие годы отработал рука об руку с Николаем Степановичем: тот – по партийной линии, этот – по линии госбезопасности. Линия партии всегда была ведущей, Анатолий Петрович был как бы в подчинении, но вместе с тем он всегда хотел держать руку на пульсе, а для этого он должен был много знать. Поэтому с давних пор, еще когда он был всего лишь майором КГБ, он взял за правило прослушивать все разговоры своего партийного босса. Ну, не все – так самые важные.
Надо сказать, Чистяков не был одинок или оригинален в этом своем стремлении все знать о «старшем брате»: «Государство в государстве», органы госбезопасности втайне от партийного руководства следили за самим этим партийным руководством, снизу доверху, можно сказать, с его молчаливого одобрения: ведь каждый партийный босс хотел знать все о своих подчиненных и давал санкцию на прослушивание их разговоров, на слежку за ними, считая, что уж сам-то он вне подозрений.., но его начальник точно так же давал санкцию на слежку за ним – и так до самого верха.
Анатолий Петрович рос одновременно с Николаем Степановичем, поднимался по служебной лестнице. Теперь он уже должен был вот-вот получить первую генеральскую звезду, но времена изменились, спрос был на молодых и шустрых, умеющих держать нос по ветру, и Чистяков, со всем его опытом, мог оказаться не у дел. Поэтому, когда сын его двоюродного брата сделал большую карьеру в Новгороде и приехал в наш город с большими деньгами и еще большими планами на будущее, и предложил ему уволиться из органов и пойти в его фирму начальником службы безопасности, он недолго раздумывал. Он дал согласие и теперь дожидался только официального открытия в городе филиала новгородской фирмы, а пока по привычке прослушивал разговоры своего партийного босса, набирая на того компромат на всякий пожарный случай.
Выйти на конспиративную квартиру в «сталинском» доме было несложно, потому что передвижения всех больших и не очень больших начальников из Смольного были известны и не менялись годами: из дома на работу, высшее начальство тоже в Смольном, пешком дойти, совещания, выезды на места, в организации, два раза в год – торжественное праздничное заседание в театре оперы и балета имени Кирова – тьфу! Сейчас опять переименовали в Мариинку! Поэтому, когда подчиненные доложили Чистякову, что Николай Степанович изредка ездит куда-то в город, он сгоряча подумал, не завел ли старик любовницу, но, по зрелом размышлении, эту мысль отбросил, потому что чего-чего, а этого за Николаем Степановичем не водилось: честно прожил всю жизнь с одной женой и никогда ей не изменял, чему, откровенно говоря, сам Чистяков немало удивлялся, не уставая поражаться ее габаритам. Тем более стоило поинтересоваться, куда это повадился Николай Степанович, и хоть старый осел пытался соблюдать конспирацию – он оставлял машину за полквартала и героически шел к нужному дому пешком, – квартиру вычислили быстро. Нашпиговать ее микрофонами было делом техники, чистяковские мальчики были профессионалами. И хоть у Кастета при себе всегда было не меньше семи человек охраны, которая входила в квартиру первой и якобы тщательно осматривала ее, ни одного микрофона пока не нашли. Сегодняшний улов Чистякова просто потряс. Смерть Ольги его никак не устраивала: карьера в органах заканчивалась, и все его будущее зависело теперь от нового назначения, он должен был показать себя перед новыми хозяевами во всем блеске.
После обеда вдруг нагрянули три разбитные тетеньки из хозяйственного отдела мыть пол на всем этаже. Сотрудники стояли в коридоре кучками у каждой двери, кое-кто прогуливался по коридору. Надежда увидела, что дверь на лестницу распахнулась и вбежала Людочка, секретарша из пятого отдела. Люда подскочила к Надежде, одиноко читающей журнал, она была очень возбуждена.
– Ой, Надежда Николаевна, что я скажу!
Полякова с Пелагеей придвинулись поближе, остальные дамы тоже сделали два шага в их сторону. Повинуясь какому-то импульсу, Надежда взяла Люду за руку и отвела подальше в уголок к лифту, там им никто не мог помешать, потому что лифт опять не работал. Дамы разочарованно отступили.
– Вы представляете, Надежда Николаевна, беру я у Виктора Андреича в кабинете сегодня справочник по ГОСТам на документацию и смотрю, там письмо какое-то.
Я к нему: не ваше ли? Ну, вы представляете, что он мне ответил.
Надежда представила и поежилась. Виктор Андреевич Кухаренко был начальником пятого отдела уже много лет, и хоть возраст его был уже далеко за шестьдесят, никаких способов заставить его уйти на пенсию в природе не существовало. Виктор Андреевич знал точно: пока он может дышать, он будет работать. Разумеется, под словом «работать» он имел в виду сидеть в кабинете полный рабочий день и распекать нерадивых сотрудников. «Дисциплина и порядок» – стало его девизом на многие годы.
Виктор Андреевич был суров, но справедлив и особенно любил воспитывать молодежь, а тренировался на своих бесчисленных секретаршах. Он упорно брал в секретари только молодых девушек, причем без всякой задней мысли, а с искренним желанием воспитывать кадры, и делал это со страстью. Он неусыпно следил, чтобы секретарша не болталась без дела, содержала в порядке свое рабочее место, даже делал замечания по поводу одежды и прически. Так, позапрошлым удивительно знойным летом, когда весь город буквально плавился от жары и все, даже пожилые дамы весьма плотной комплекции, ходили на работу в дачных сарафанах с открытой спиной, иначе в общественном транспорте было не выжить, секретарша Виктора Андреевича вынуждена была являться на работу в блузке с длинными рукавами, правда, он сам тоже ходил на работу в плотном синем костюме, но бедной Людочке от этого было не легче.
Рассказывали, что давно, лет пятнадцать назад, когда Виктор Андреевич был еще замом и у них с начальником была общая секретарша, в моде были мини-юбки, а девушка имела поразительно стройные длинные ноги и не могла отказать себе в удовольствии демонстрировать их. Юбка была коротка, Виктор Андреевич строг. Он сделал замечание, девушка не отреагировала, Виктор Андреевич повысил голос и запретил ей являться на работу в таком виде, девушка пожаловалась начальнику на грубость его зама. Ноги были хороши, и начальник сделал тактичное замечание заму в том смысле, чтобы тот не обращал внимания, Виктор Андреевич обиделся и написал жалобы в профком и в комитет комсомола, чтобы там повлияли на непокорную секретаршу. В комитете комсомола работали люди молодые, поэтому там только посочувствовали девушке, а дипломатичный председатель профкома предложил выписать секретарше матпомощь в размере половины стоимости фирменных джинсов, о покупке которых в те давние времена
