казалось, неслись прямо на них, на побелевшие от напряжения Людкины пальцы, обвившие спинку сиденья, и спокойно сказал:
– На все ее величество Удача. Ты с ней запросто, а я нет. Если ты уберешь палец, то все равно останешься жив и так же будешь сохнуть и вымирать, а этот случай для тебя будет просто забавным, очередным… Я же нет. Я не удачливый. А ты? – он обернулся к Людмиле. – Ты как с удачей? В контакте?
И только тогда Людмила закричала, тонко, пронзительно:
– Останови-и-и!
Ромка резко затормозил, машину занесло, и все подались вперед. С воем пронеслась мимо встречная, «жигуленок» прочно встал у обочины.
– Остановил. Что дальше? – спросил Ромка.
– С ума сошли! – кричала Людмила. – Кретины!
– И пошутить нельзя, – мирно сказал Ромка. – Тут тебя и оскорбят и сделают что угодно.
– Ты пошутил? – Вадька словно стряхнул сон и всем телом развернулся к Ромке.
– А ты думал…
Людмила открыла дверцу и выскочила из машины.
– Бейтесь себе на здоровье, только без меня. Я иду пешком!
– Одежду возьми, – предложил Ромка.
Людмила, не оглядываясь, зашагала по нагретому асфальту. Она была высокая, стройная, с Вадькой одного роста, крепкая. Вадька не отрываясь смотрел ей вслед.
– Психанула, – подытожил Ромка. – Дура. Где ты ее откопал?
Вадим сел прямо, напрягся, коротким движением головы поправил волосы.
– Слушай, Старухин, покупай мои колеса, а? Надоела она мне, хотя жаль старушку. Понимаешь, люблю запах новой машины, а из этой за два года все выветрилось. Бери?
Вадька, не меняя позы, предложил:
– Давай я за руль сяду. Ромка дернул плечами:
– Пожалуйста… Можешь не пробовать. Сам знаешь – ласточка.
Вадька пересел за руль, запустил двигатель и тронул машину. Людмила была уже далеко, и когда Вадька догнал ее, она не обернулась, шла зло и напористо, и волосы колыхались в такт шагам,- просвеченные солнцем, будто таяли в нем. Несколько метров машина шла рядом. Людмила шагала справа, по обочине, и Ромка, высунувшись из окна, говорил:
– Девушка, девушка! Не спэши, девушка, садысь к нам, прокатим…
Вадька надавил тормоз, заставив Ромку стукнуться о дверцу, схватил с заднего сиденья платье, сумочку Людмилы и вышел из машины.
– Ты куда, старик? – забеспокоился Ромка.
Вадька догнал Людмилу, набросил ей платье на плечи и, заглядывая в лицо, боком пошел рядом. Через минуту мимо с визгом пронесся «жигуленок», мелькнули сгорбленная фигура Ромки и руки, крепко держащие руль.
– Мог ехать с ним, – бросила Людмила. – Я одна пойду.
– Не мог,- сказал Вадька. – Оставить бедную женщину на дороге, тем более голой…
Людмила остановилась и в лицо ему выкрикнула:
– Я не хочу с тобой идти! Ясно? Убирайся!
– Ах, вы не хотите? – Вадька улыбнулся и сделал что-то вроде поклона. – Может быть, мы вам опротивели? Может быть, у нас фактура не подходит? – продолжал он нараспев говорить: – Может, вас на свеженькое потянуло?
Людмила сделала шаг и, откинув голову, рассматривала Вадьку, будто оценивала – ладно ли сидит на нем джинсовая курточка? Вадька внезапно смел со своего лица улыбочку:
– Ты же со мной… Все уже знают! Докажи теперь! А еще чего-то…
Она ударила его по лицу. Не ладонью, не пощечину дала, а кулаком ударила умело, по-мужски. Вадька отпрянул, а Людмила быстро пошла вперед, и волосы ее уже не трепетали и не сливались с солнцем, а торчали над худой длинной шеей бесформенной кучей рыжих стружек. И грация, что была в ней минуту назад, исчезла. «Дура! – со злостью подумал Вадька и догонять не стал. – Ромка прав. Корчит из себя девочку…» Он покрутил оставшуюся в его руках Людмилину сумочку. В ней что-то бренчало и шелестело. Ему захотелось трахнуть сумочку об асфальт так, чтобы брызги разлетелись в разные стороны, чтобы памяти не осталось. Однако не бросил сумочку, а нацепил на шею, как носят сумки автобусные кондукторы, и вышел на середину дороги ловить попутную машину.
Автомобили шли, не сбавляя скорости, и Вадька шарахался от каждого, размахивал руками, кричал, но никто не останавливался. Мельком он видел довольные, ленивые лица, неестественно крупные загорелые руки, властно обхватывающие руль, хохочущих мужчин и женщин на задних сиденьях. Кто-то нехотя погрозил пальцем, не шали, мол, юноша, на дороге, кто-то на ходу вышвырнул пустую бутылку, и она не разбилась, ударившись, а с дребезжанием покатилась к бордюру. Лишь какая-то девица в синей «Волге» повернулась к Вадьке и долго на него смотрела, объясняя что-то своему спутнику, наверное отцу. Лицо, смазанное скоростью и блеском стекла, маячило белым пятном, пока даль и горячий воздух не растворили и лицо, и синюю машину. Вадька не пытался больше останавливать попутную, встал на осевой линии, высокий, длинноногий, безразлично провожал глазами зачастившие автомобили и чувствовал себя страшно одиноким, никому не нужным; и будто весь мир от него отгородился, спрятался за стеклами, шторами, японскими жалюзи и проносится мимо, замечая его на дороге как помеху, не более, и никому нет дела, что у Вадьки противно на душе, что он остался один. С трудом запихав руки в узкие джинсовые карманы, Вадька ссутулился и побрел серединой дороги к городу, Ему сигналили, но он не оглядывался.
У знака «Остановка запрещена» тяжелый панелевоз, обогнав Вадьку, заскрипел тормозами, из кабины высунулся шофер, коротко стриженый жилистый парень лет тридцати пяти.
– Эй ты! – крикнул он. – Иди-ка сюда! Вадька подошел:
– Чего?
– Садись. Нашел место для прогулок.
Когда Вадька забрался в кабину, шофер недовольно спросил:
– Лет сколько?
– Двадцать четыре.
– А ума все нет,- определил шофер. – Что, с девчонкой поссорился?
– Нет, – сказал Вадим, – не поссорился. Так…
– Судьбу испытываешь? Знал я одного такого. По Верхоянску. Все храбростью козырял: плевал, говорит, я на эту суету. Удачливым себя считал, заработать больше всех хотел.
– И что? – с любопытством спросил Вадька.
– Ничего. В одиночку на зимней трассе ездить запрещалось – четыреста верст, шестьдесят морозу. Уехал один… Нашли через день. Полетела коробка скоростей, залез под машину. Короче, машина скатилась и баллоном придавило кисть руки. До половины лишь сумел кость перегрызть. Замерз. Шестьдесят
– Анекдот, – сказал Вадька.
– Дура ты, – буркнул шофер и прибавил скорость.
Вадька помолчал, обдумывая, и вдруг спросил:
– На колеса там заработать можно?
Шофер насупился, оглядел Вадьку и не ответил.
– Сколько за колеса пахать надо? Год? Пять?
– Пешком ходить надоело? – спросил шофер.
– Колеса – первое дело, – вспомнил Вадька Ромкины слова.
– Попробуй, может, и заработаешь, – безразлично сказал шофер и всю дорогу до города больше с Вадькой не разговаривал.
А Вадька смотрел вперед и несколько раз поймал себя на мысли: вот-вот из-за поворота мелькнет фигура Людмилы с тающими на солнце волосами.
