– Что станем делать, Важдай? Земле предадим, как воинственную деву, чтоб Тарге служила, или огню, дабы унеслась в небесный Ирий Тарбиты? Как омуженок хоронят? Как жен или как мужей?
Ярый муж воззрился в лик девы, и почудилось ему, будто дрожат ее веки и разглаживаются скорбные, мертвящие складки у глаз и сжатые синие губы наливаются алым.
– Постойте, братья, хоронить ее, – сказал он. – Чудится, оживает дева!
В тот же час тело ее вздрогнуло, налилось упругой жизнью, омуженка потянулась, открыла очи и глубоко вздохнула.
А Скуфь выдохнула:
– Жива!
Воевода же возрадовался, прижал ее к груди, но дева вырвалась из рук и на ноги встала.
– По какому праву ты меня к сердцу прижимаешь, как жену свою? – спросила строго.
– Да ведь ты мертвая была!
– Ты прежде приручи меня и обуздай, а потом на руки бери. Вот если бы я тебя огласила женихом!
– Ты же хотела огласить?
– Хотела, да ты вздумал показать меня своему государю!
– Добра ему желал, – повинился Важдай. – Готов был за Урагана жизнь свою положить, чтоб осчастливился. А он убил тебя.
– Не вините государя, – заявила дева. – Он хоть и ненавидит племя мати, но не убивал меня.
– Знать, тебя стражник засек?
– Я ему обнаженной показалась, так махнул кнутом, да промахнулся. А одежду мою потом взял, не испугался. Одно слово – изгой.
– Как же твое имя? – ласково спросил ярый муж.
– Мерцана мне имя, – не сразу ответила она. – Еще ни один муж не спрашивал, как меня зовут. По нашему обычаю мы называем свои имена мужчинам только на праздник Купалы.
– А ты и впрямь омуженка?
– Я дева народа мати! – с гордостью произнесла она. – И не смейте называть омуженкой! Лучше дайте мне одежду и шелковую нить.
Витязи дали ей свою одежду и спрашивают:
– Зачем тебе шелковая нить?
– Сейчас узнаете!
Суконным покровом плаща она начистила латы на груди Важдая, после чего взяла нить, смочила ее слюной и, глядясь будто в зерцало, стала накручивать на нее да рвать юношеский пух, что рос на щеках и подбородке. Минуты не прошло, а лик ее так преобразился, что витязи взоров отвести не могут.
– Ну что смотрите? – рассердилась Мерцана. – Нарвите мне травы кровохлебки!
Витязи тотчас нашли этой травы, а Важдай поднес деве и спрашивает:
– Кто же тогда голову тебе уязвил?
– Сама рассекла!
Тут Скуфь друг на друга позрела, потом на деву. А она положила траву в рану и волосами оплела.
– Зачем же было себя калечить?
– Затем, витязи, чтоб государь меня мертвой нашел и на свой стан привез.
– Да ведь я сам мог тебя привезти живую! – воскликнул ярый муж. – И Урагану показать!
– Тогда бы государь прогнал тебя вместе со мной в тот же час, – сказала Мерцана. – И я бы никогда не узнала, какими стали нынешние сары, каковы у них нравы и обычаи. Да и сам Ураган не сказался бы таким, каков он есть. А я же обернулась, но не волчицей, а мертвой, и все позрела своим взором, все услышала своими ушами.
– Так ты лазутчица? – хором вопросила Скуфь, не терпящая всяческого коварства и хитростей. – Прав был Ураган! Не жениха себе искала, а выведывала сарские законы?
Она, должно быть, знала, как поступают сары с конокрадами и лазутчиками, но хитрить не стала, а лишь голову опустила.
– Лазутчица, – призналась. – Но вы ведь не станете меня казнить, как у вас заведено?
Важдай переглянулся со Скуфью и узрел ее сумрачный взгляд обманутых, коими не пристало быть витязям.
– На что тебе знать наши законы? – спросил ярый муж.
– Прежде чем воевать чью-то землю, – с готовностью отвечает дева, – мы всегда выведываем нравы и обычаи того народа. Потому легко проникаем в глубь страны и завоевываем ее.
Скуфь и вовсе помрачнела, а Важдай вскинул бич и одним движением спутал омуженку.
– Так вы пришли завоевать нашу землю?
Мерцана и глазом не моргнула.
– Пришли мы сюда по воле судьбы и морской стихии. А позрели на вашу страну и сейчас размышляем, как нам поступить. Сарская земля богата жиром, обильна табунами коней и стадами скота. И города ваши нам нравятся.
– Чем же ваша земля плоха, если на нашу позарились?
– Нет теперь у нас своей земли, – загрустила дева. – Жили мы по соседству с аланами, но они не захотели больше приходить на праздник Купалы. Стали говорить: мол, выходите за нас замуж, и будем жить семьями, как полагается по их закону. И чтоб не нарушать своих обычаев, мы ушли от аланов за Черемное море, отвоевали у парфян их страну и теперь живем в чужом краю. И нет близко родственного нам народа, от которого мы могли бы призывать мужчин на праздник Купалы.
– И вы пришли к нам, чтобы взять мужчин?
– Не мыслили мы идти к вам. Но повадились к нам ромеи. Не для совокупления приходили на Купалу, а чтобы красть наших сестер, матерей и детей. И стали мы воевать с ромеями, да не хватает сил, чтоб победить их. След нам найти новую землю, отвоевать ее и поселиться всем народом.
Ярый муж еще раз переглянулся со своими витязями, и сотники спешились да сняли с седел веревки, дабы распять деву на земле. Она же словно не видит приготовлений к казни, глядит на Важдая доверчиво и говорит при этом:
– Ныне я позрела на Скуфь да на тебя, Важдай. На ваш народ позрела, на князей с ярыми мужами, на государя Урагана. И теперь мне след спешить к своей царице, чтоб посоветоваться, что сотворить? Войной пойти или мир заключить? Если затеять с вами брань, то кто против нас встанет? Скуфь, то есть вы, витязи, да сам государь с подручными. Ополчение вам не собрать ныне, а наемная стража тотчас же разбежится... А коли мы вас истребим на бранном поле, откуда станем себе мужей брать в этой земле? Табунами да стадами сары богаты, но не мужчинами. Тех же, кто себя таковыми считает, след порвать конями, ибо они к соитию не способны...
А Важдай слушает и диву дается ее смелости и откровенности речи. Сотники подступили к Мерцане, стали струнить ее по рукам и ногам, но веревки спадают и искусные узлы, вязать которые умели кочевые сары, сами собой развязываются...
– Мир же учинить с вашим государем и со Скуфью, – между тем говорит она, – наши законы не позволяют, данные Аридой, которую мы почитаем, как богиню. Народу мати свычно быть вольными и не заводить семей, а только в праздник Купалы совокупляться с мужчиной. А по сарским законам целомудрия, коих вы держитесь, этого вам не позволено. Кому-то из нас придется изменить своим нравам и обычаям, если будет мир между нами.
– Хоть выбор и за вами, – сказал тогда Важдай, – но жена всегда под мужем. А посему вам следует отказаться от своих обычаев, если хотите мирно жить с нами.
– Легче необъезженных кобылиц приручить, чем моих сестер!
– А где ныне твои сестры? – спрашивает Скуфь. – И много ли вас в сарских землях? Или не скажешь?
– Отчего же, скажу, – согласилась Мерцана. – Мы зимним станом встали, в лесах на реке Божьи Чары. И нас здесь тысяча.
– Важдай! Чего же мы медлим?! – закричали витязи. – В сей час же поедем и пленим омуженок! А будут они полонянками, так не след ждать их согласия. Сами в жены возьмем, по своему хотению!
– Поезжайте! – засмеялась Мерцана. – Сестры мои еще не отказались от своих обычаев. И ныне летом
