радиопередатчиками, треногами и прочим хозяйством, и все были навязчивы, бесцеремонны, чем напоминали толпу кочующих цыган. Одни пытались вломиться в душу, другие вкрадывались, третьи грозились вывернуть ее наизнанку, а всем требовалось одно и то же — информация о деятельности КГБ за рубежом, участие «Молнии» в секретных операциях — одним словом, сенсация, скандал. Отделаться от них было легче, чем от «финансистов». Никто из «цыган» не знал и знать не мог, что генерал Дрыгин, будучи еще под своей родовой фамилией, закончил актерскую студию МХАТа, немного поиграл на сцене, да не успел наиграться. И теперь попросту лицедействовал перед журналистами, эксплуатируя свой невостребованный творческий потенциал. С теми, кто ждал от него разоблачений тайных деяний сотрудников «плаща и кинжала», он был разоблачителем, кто хотел откровений — он становился блаженным исповедальником, кто жаждал обличений — он обличал, оборотившись юродивым. Современные «цыгане» искали себе славы и скандала обществу, и потому среди них не было даже маломальских аналитиков, хотя всякий мнил себя таковым. Они жили на сенсациях, на эмоциях и потому верили его игре, ибо получали то, что хотели. Он же входил в раж и нес такие небылицы, открывал такие «тайны», что у самого кровь стыла в жилах. Но у всякого цыганского табора есть свой барон, к которому сносится вся добыча. И вот эти «бароны» прессы браковали материалы по Дрыгину, поскольку никак не хотели верить ни в то, например, что переворот в Панаме — дело рук «Молнии», ни в идиотизм своих сотрудников, доказывающих это с круглыми глазами.
Выйти из-под «последней» власти не составило труда. Но что за власть появилась на горизонте, именующая себя неким клубом, а по почерку напоминающая деятельность иностранной разведки? Пресловутая чеченская мафия действует в России, как на своей территории, практически открыто и безнаказанно, имеет покровительство во всех эшелонах власти, в том числе и в «последней», и потому в специфическом опыте и консультациях деда Мазая не нуждается. Сама Чечня ориентируется на мусульманские государства и получает оттуда высококвалифицированную помощь спецслужб, политическое и материальное обеспечение своих секретных операций. Новообразованные кавказские государства уподобились до поры до времени ласковым телятам и теперь сосут двух маток, вовсю эксплуатируя старые, еще партийные связи с российским руководством и новые, со странами Запада. Кавказу нет никакого смысла искать контактов с отставным опальным генералом, когда к его услугам по первому зову какого-нибудь «члена Политбюро» российский «член» представит штатного, с самой современной информацией по тактике действий спецподразделений, а Запад вместе со специалистами с удовольствием подбросит новейшее оружие, амуницию и спецсредства.
Правда, опыт «Молнии» все еще чего-то стоит, поскольку аналогичного подразделения, прошедшего такую выучку и практику, нигде в мире не было. Да и сама «Молния» впервые блеснула совсем недавно: ее существование держалось в секрете на уровне суперсовременных космических технологий. Так что ее опыт кое-что значил и люди стоили многого…
Да нет теперь ни «Молнии», ни людей… Сверкнула беззвучно, и все ушло в песок. И гордый «Вымпел», последний раз взметнувшись перед Домом Советов, потрепетал на октябрьском ветру девяносто третьего и был спущен навсегда. Осталась матушка-«Альфа», прародительница спецподразделений, да и то благодаря тому, что по России разливался террор.
Эти печальные и тревожные мысли не оставляли деда Мазая всю дорогу до села Дубки, однако не угнетали его, не портили преддачного настроения, а, напротив, бодрили и разгоняли остатки зимнего сна. Хоть кому-то наконец нужен! Генерал не выносил единственного качества в людях, структурах, правительствах и президентах — жлобства. Как только человек утрачивал контроль над собой, переставал ощущать тончайшую материю грани между собственными желаниями и возможностями, как только сапожник принимался печь пироги, а пирожник тачать сапоги — короче, там, где расцветало дилетантство, даже из образованного и на первый взгляд воспитанного человека немедленно рождался жлоб. Матерый, горластый и тупорылый, он, как черная оспа, мгновенно распространялся повсюду и заражал все: прежде грамотных и рассудительных профессионалов, структуры, правительства и все ветви власти. Первым признаком этого заболевания было полное отсутствие стыда, понятия совести, ощущения позора. Жлоб никогда по доброй воле не уходил в отставку и не стрелялся, а со временем лишь бронзовел и превращался в богоподобное существо. Пожалуй, генерал Дрыгин давно бы уж пристал к какому-нибудь берегу, забрался бы под чью-то «крышу», если бы вдруг узрел таковую среди множества предлагаемых. Однако новоявленные банкиры с комсомольскими взорами не внушали ему доверия ни малиновыми пиджаками, ни «мерседесами», ни телохранителями-«отморозками».
И вот наконец появился этот клуб, который действовал хоть не совсем умело, но мягко, с профессиональностью почти бархатной и приятным, ненавязчивым артистизмом. Заявка была серьезная, и с этими «ореликами» не стыдно и поиграть, несмотря на то что от них крепко пахнет разведкой. Ведь и у пенсионера должны быть развлечения!
Дед Мазай обошел свои владения в Дубках, с тоской посмотрел на мерзость запустения, выползшую из-под снега, обозрел результаты последнего налета дачных воров и в какой-то степени даже остался доволен, ибо могло быть хуже. Полы нетрудно настелить и самому, а новые рамы сегодня же заказать строителям дачного городка Большого театра — в три дня сделают и вставят. В мансарде же окна сохранились, так что топи печь и ночуй…
Он ввернул новые пробки, вкрутил лампочки — хорошо, что свет не отрезали! — кое-как забросал досками зияющую дыру в полу зала, перенес в мансарду постель и все вещи, привезенные с собой, и после того отправился в столярку дачного городка. В пылу обустройства он ничего не заметил и не почувствовал, однако по дороге к театралам в зеркало заднего обзора неожиданно увидел странный «Запорожец», легко идущий на обгон со скоростью сто двадцать километров в час. В кабине сидели четверо плотных, небрежно одетых мужчин, и один из них, рядом с водителем, откровенно рассматривал деда Мазая, словно давая знак, мол, все в порядке, мы всегда рядом с тобой, где бы ты ни был. Движок лопоухой машинешки с шипом прошелестел мимо. Лихой «Запорожец» мигнул на прощание задними габаритами и умчался вперед. Вышколенный в мхатовской студии, генерал решил играть степенного пенсионера и потому не стал устраивать авторалли, хотя подмывало потягаться с «ореликами» на пустынной дороге. Через пару километров он свернул к дачному поселку и поехал по отсыпанному, но еще не асфальтированному полотну через старую, похожую на огромный парк дубраву, за которой и нашли себе место «хижины» бедных слуг Мельпомены. И вдруг в низинке за поворотом увидел тот самый «Запорожец», стоявший на проезжей части.
Конечно, место для встречи подходящее, да ведь могли бы и в дом прийти без всяких помех. В Дубках и генерала-то в лицо никто не знает, а уж его гостей и подавно… Дед Мазай сбавил скорость и, приближаясь к пустой машине, заметил, как из-за крайнего дерева на дорогу вышел мужчина в джинсовой куртке, коротко взмахнул рукой. Дрыгин остановился, опустил стекло.
— Здравствуй, дедушка Мазай, — улыбнулся незнакомец и подал удостоверение. — Майор Цыганов… Помните меня?
Физиономия у майора была хорошая, забулдыжная, соответствующая «Запорожцу». На фотографии он был симпатичным молодым человеком…
— Привет, — бросил генерал Дрыгин. — Убей Бог, не помню.
— Три года назад был у вас с рапортом, — напомнил он. — В «Молнию» просился, из наружки…
— В какую «Молнию»? — стал валять дурака дед Мазай, вертя удостоверение. — Которая сверкает, что ли? А я тут при чем?..
— Простите, товарищ генерал, — майор вздохнул и перешел к делу. — Вас так плотно обложили — не подойти. Пришлось здесь останавливать… обстановка меняется каждый час. Возможно, сегодня к вам придут гости.
— Гости — это хорошо, майор! — усмехнулся Дрыгин. — Тут же, на даче, еще не сезон, скукотища пенсионеру… Народ-то хоть приличный, серьезный? А то ведь я незваных-то гостей не очень жалую…
— Серьезный, товарищ генерал, — заверил майор и подал мультитон на цепочке. — Связь с полковником Сычом.
— О, и Сыч здесь! — обрадовался дед Мазай. — Какие птицы вокруг меня закружились! Вот его в гости я бы принял!
— В течение суток попробуем его протолкнуть к вам, — озаботился тот. — Но слишком плотно сидят вокруг другие птицы, товарищ генерал…
