кинотеатра, чтобы вновь и вновь смотреть «Чапаева» и ждать с трепетною надеждой, что вслед за словами: «Врешь, не возьмешь...» – Василий Иванович все-таки выберется на противоположный берег Урала и еще даст чертей проклятущим белякам; Иван Мягков, друг моего брата Леньки, один из первых трактористов в нашем селе, – где: на своей, на чужой ли стороне оборвался его след, одна мать сыра-земля знает про то; Федя Пчелинцев – теперь уж никто не посмеет сказать, что ты напрасно, бесцельно прожил свои недолгие годы, Павка Корчагин был бы доволен тобой; отцы и братья Гороховы, отзовитесь, подайте весточку, скажите нам, живущим, чью землю засеяли вы собою, где, когда и кому собирать урожай? ..
Раз, другой, десятый раз пробегаю глазами по именам павших – не пропустил ли, не обнаружу ли наконец Ваньку Жукова. Нет, нету Ваньки. Пропал без вести мой дружище еще до войны. Не замурован ли заживо в чьем-либо погребе, – ведь в тяжкую годину голода он любил наведываться в чужие дворы...
Тугой, шершавый и горячий ком протискивается к горлу откуда-то снизу из-под самого, кажется, сердца, заслоняет дыхание. И, молчаливый, слышу накатывающийся издалека взволнованный, захлебывающийся Ванькин голос:
« – Миш... Миша... Михаил! И зачем только люди дерутся?! Давай с тобой никогда... Ну, сроду не будем драться!»
Чувствую, как дергается кожа на скулах, а глаза скользят и скользят по длинному столбцу имен. Они ищут теперь Михаила Федотовича Панчехина, ищут, покуда я не спохватился и не вспомнил, что видел его мельком живого на Баландинской рыночной площади в сорок седьмом году, когда впервые после войны вновь приехал в родные края: с трудом узнал в обросшем черной щетиной, придерживающем обеими руками правый бок инвалиде своего директора-песенника; ужаснувшись перемене в его обличье, не решился подойти к нему; позже кто-то из близко знавших Михаила Федотовича рассказал мне, что осколок немецкого снаряда вынес у него справа сразу несколько ребер, искривив, изуродовав до неузнаваемости богатырски прекрасного, отлично скроенного и исполненного природой величественно-гордого, уверенного в себе человека.
И теперь на смену первой из тех же далеких лет докатилась другая горячая волна, поднятая мощным панчехинским гласом, докатилась и захлестнула душу:
Не помню, как отошел от обелиска, как по новому бетонированному мосту вышел на лесную дорогу и оказался на месте дедушкиного сада, давно исчезнувшего, угадываемого лишь по неистребимому, живущему, умеющему постоять за себя терновому кустарнику. Соловьи где-то допевали свою свадебную песнь, чтобы днями приступить к безмолвным заботам о потомстве; квакали в Вишневом омуте лягушки; у ног моих, высоко подняв золоченую головку и высунувши жальца раздвоенного языка, куда-то озабоченно спешил уж; где-то вверху плакала горлинка; как бы утешая ее, весело и звонко прокричал удод: «добро тут, добро тут»; возле самых глаз, задевая кончик носа и щекоча его, порхали, играя, две белые с черными крапинками бабочки; над водой, устроившись на острие осочины, замерла стрекоза; под нею паучок- водомер короткими саженками раскраивал водное полотно; зеленая лягушка притихла, затаилась на большом, таком же зеленом и хорошо маскирующем ее листе кувшинки, ожидая момента, когда паук окажется поблизости и его можно будет поймать ртом и проглотить; от Панциревки с удачной охоты возвращалась сорока, в клюве своем она держала куриное яйцо...
На противоположном берегу Баланды бормотал транзистор, елозя по голому пузу светловолосого парня, который в такт этому бормотанию пританцовывал. Потом парень перестал приплясывать; по «Маяку» начали передавать последние известия. Знакомый диктор опять говорил о разрядке, о разоружении, об империалистах, противящихся всему этому; под конец шло сообщение о новостях науки, об очередной неудачной попытке ученых с помощью сверхкоротких радиоволн, запускаемых с разных точек планеты, обнаружить другие миры, внеземные цивилизации, где были бы другие разумные существа, – Вселенная, однако, помалкивает: то ли она не желает открывать людям своих тайн, то ли их вовсе и нету, иных-то цивилизаций.
Парень между тем принялся вращать барабан транзистора, нашаривая нужную ему мелодию, и, найдя, снова принялся радостно пританцовывать, подпрыгивать, скакать, изгибаться, строить глупо-счастливые рожи, гримасничать, вилять задом, туго обтянутым зелеными, обтертыми до блеска джинсами.
Колхозные телята, за которыми надглядывал этот малый, спокойно бродили по Клину, пощипывая сочную июньскую травку.
Примечания
1
Так в наших краях именуется жмых.
2
Плавкою у нас называли ржаную солому, обмолоченную цепами.
3
ТО3 – товарищество по совместной обработке земли.
4
Гарнцы – часть муки, взимаемая мельником за помол.
5
Местное название саранчи.
6
Центрально-Черноземная область.
7
Шлык – детский чепчик, отороченный зубчатым кисейным узором.
8
Так в нашем селе называют чердак.
