сбивчиво, как некогда говорила я:
— Вера написала... А я случайно прочла. «Главный человек в моей жизни»... Школьное сочинение. Все у них в классе посвятят его матерям.
Это бесспорно! А она написала о вас... Если бы ваш сын в детстве... А?
Нам надо разъехаться! Это бесспорно. Я не могу больше. Моя мама ведь не живет с нами... И не пытается отвоевывать у меня мою дочь!
Я могла бы выйти в коридор и объяснить, что прежде, чем отвоевывать меня, маминой маме надо было бы отвоевать мое здоровье, мою жизнь, как это сделала бабушка. И что совершить это по телефону вряд ли бы удалось.
Но мама опять зарыдала. И я притаилась, затихла.
— Мы с вами должны разъехаться. Это бесспорно, — сквозь слезы, но уже твердо сказала мама. — Все сделаем по закону, по справедливости...
— Как же я без Верочки? — не поняла бабушка.
— А как же мы все... под одной крышей? Я напишу заявление. В суд! Там поймут, что надо спасти семью. Что практически разлучаются мать и дочь... Я напишу! Когда Вера закончит учебный год... чтобы у нее не было нервного срыва.
Я и тут осталась в ванной комнате, не приняв всерьез угрозы насчет суда.
В борьбе за существование часто не выбирают средств... Когда я перешла в десятый класс, мама, но боясь уже моего нервного срыва, выполнила свое обещание. Она написала о том, что мы с бабушкой должны разлучиться. Разъехаться... И о разделе имущества «согласно существующим судебным законам».
— Поймите, я ничего лишнего не хочу! — продолжал доказывать мужчина, выдавленный из тюбика.
И тут я впервые услышала голос судьи.
— Судиться с матерью — самое лишнее на земле дело. А. вы говорите: не надо лишнего... — произнесла она бесстрастным, не подлежащим обжалованию тоном.
«Нужен тот, кто нужен. Нужен, когда нужен... Нужен, пока нужен!» мысленно повторяла я слова, которые, как врезавшиеся в память стихи, были все время у меня на уме.
Уйдя утром из дома, я оставила на кухонном столе письмо, а вернее, записку, адресованную маме и папе: «Я буду той частью имущества, которая по суду отойдет к бабушке».
— Тряпка... Ничего не смог доказать. Тряпка! — твердила, обращаясь в глубь коридора, дебелая женщина.
Сзади кто-то дотронулся до меня. Я обернулась и увидела папу.
— Пойдем домой. Мы ничего не будем делать! Пойдем домой. Пойдем... судорожно повторял он, оглядываясь, чтобы никто не услышал.
Бабушки дома не было.
— Где она? — тихо спросила я.
— Ничего не случилось, — ответил папа. — Она уехала в деревню. Вот видишь, на твоей бумажке внизу написано: «Уехала в деревню. Не волнуйтесь: ничего страшного».
— К тете Мане?
— Почему к тете Мане? Ее давно уже нет... Просто в деревню уехала. В свою родную деревню!
— К тете Мане? — повторила я. — К тому дубу?.. Окаменевшая на диване мама вскочила:
— К какому дубу? Тебе нельзя волноваться! Какой дуб?
— Она просто уехала... Ничего страшного! — заклинал папа. — Ничего страшного!
Он посмел успокаивать меня бабушкиными словами.
— Ничего страшного? Она к тете Мане уехала? К тете Мане? К тете Мане, да?! — кричала я, чувствуя, что земля, как это бывало прежде, уходит у меня из-под ног.
