бухарский еврей. Он несет обратно такой полный мешок орехов, какой был, идет к калитке и ругает Хирурика самым плохим словом.
Сейчас выйдет мулла, так я думаю. И что такое?!
Я слышу выстрел. Много выстрелов!..
Нет, это не у Хирурика стреляют. Стреляют далеко.
Наверно, это главный басмач, курбаши, опять со своим отрядом нападает на пост красноармейцев. Курбаши не хочет, чтоб была советская власть. А я не хочу, чтоб был курбаши, и прошу аллаха: пусть ему в сердце попадет пуля.
Стрелять стали еще дальше. Это хорошо. Значит, курбаши с его басмачами испугались, отступают. Так я думаю на углу. И начинаю слышать из окна голос. Его это голос, нашего муллы…
Он надрывается. Он просит:
«Пилюльку!»
Другой голос отвечает:
«Карбункул!»
Он опять просит:
«Микстурку!»
А другой опять отвечает:
«Карбункул».
Кого у нас в Самарканде зовут Карбункул?.. Похожее имя знаю. А кто такой Карбункул — не вспомнил, потому что за окном что-то такое делается, двигается.
И аи как мулла начинает кричать: вай-ва-ай!
Я скорей иду в дом узнать, почему он кричит, что с ним делают. В коридоре много дверей, много стульев и нет у кого спросить. Я слышу, за какой дверью кричит мулла, но немножко боюсь подойти. А когда за дверью начали бороться, когда мулла совсем страшно закричал, — я забыл, что боюсь. Подбегаю к двери…
Ай-яй, что в щелочку видно! Я тяну дверь к себе, чтоб щелочка стала больше, чтоб я лучше увидел, как мулла без халата, с развязанной шеей лежит на белом топчане животом вниз, один человек навалился ему на ноги, Хирурик в очках, в белом халате, белой шапке сидит на мулле, как на ишаке, говорит: «Какой красавец карбункул!» — и начинает резать мулле шею.
— Объясняй, где шею! — войдя в раж, требует дедушка по-русски. — Режет здесь, подзатыльник! Ой, шайтан, кого звать на помощь?.. Переводи дальше.
Атамурад переводит:
— Не успел я подумать, кого звать, — Хирурик уже бросает свой ножик. И мулла молчит, как мертвый. Совсем мертвый…
А Хирурик смотрит на него и говорит ему, как живому:
«Вы, конечно, услышали голос Магомета, который велел вам прийти ко мне сегодня?»
«Да, да-а», — соглашается мулла. Его лица не видно.
Голос слабый. Но он соглашается — значит, он живой.
«Вам легче стало?» — спрашивает Хирурик.
«Ой, рахмат! Ой, спасибо! Совсем перестает давить», — отвечает мулла.
«Ваш Магомет поразительно догадлив. Если бы он велел вам прийти не сегодня, а завтра — вы были бы к утру покойным муллой».
Наверно, я хотел засмеяться и больше сделал щелочку, потому что Хирурик повернулся сказать:
«Закройте, пожалуйста, дверь, подождите в коридоре».
Пришлось совсем закрыть дверь. Я закрыл. Сел на стул и замечаю: в одной стороне коридора сидит мужчина, узбек. Согнулся, руки на лицо положил, чтоб его не узнали. В другой стороне, в уголке, сидит женщина, узбечка. Кутается в паранджу, на лице чачван.
Из какого дома этот мужчина, я уже догадываюсь.
А из какого дома женщина посмела сюда прийти — не могу догадаться. У кого такая непокорная жена, такая смелая бесстыдница?..
Опять смотрю на женщину. Опять немножко думаю: не боится мужа, не боится муллы — на чью голову такой позор?
Зато она и дрожит. Вся дрожит. На ней трясется паранджа от пяток до головы. Знает: мало ее бить не будут.
Здесь дедушке почему-то стало смешно. Смех не дает ему продолжать рассказ. Смех раскачивает его в кресле от подлокотника к подлокотнику.
У Майсары вырывается:
— Женщину будут бить — тебе смешно?!
Дедушка еще немножко смеется, затем просит:
— Атамурад, переводи каждое слово, как скажу.
Атамурад переводит:
— Смешно не над женщиной. Мне смешно, что я тогда не понял, а сейчас, в девяносто лет, понял, зачем люди от страха дрожат, зачем трясутся.
В девяносто лет, если человек не совсем глупеет, он совсем умнеет. И я вам скажу зачем. Когда сидят спокойно — можно разглядеть. Когда трясутся нельзя разглядеть. Вот почему я не разглядел, что в коридоре сидит не женщина замужняя, сидит молодая девушка, родная сестра моей третьей жены. Вот почему не догадался, что жена ее переодела, прислала посмотреть, что со мной сделает Хирурик. Я узнал это, когда умерла третья жена и та девушка стала моей четвертой женой.
Это было потом, через два года. Она и сейчас моя живая жена, бабушка Атамурада, бабушка Майсары. Но вам надо знать, что не потом было, не сейчас. Вам надо знать, что было в ту минуту.
А в ту минуту я вижу: открывается дверь в коридор.
Спиной вперед выходит мулла в своем богатом халате.
Шея у него завязана белым, как хлопок. Мулла кланяется Хирурику, как Мухамеду, по-вашему — Магомету.
Кланяется и просит принять его барана.
«Какого? — спрашивает Хирурик и тоже выходит в коридор. — Живого барана или зажаренного?»
«Живого, — отвечает мулла. — Посмотрите, пожалуйста, он уже у вас во дворе».
«С большим удовольствием посмотрю», — говорит Хирурик, зовет с собой своего помощника, и они втроем выходят из дома.
Надо подождать в коридоре, моя очередь лечиться — так я думаю. Но не могу не посмотреть, выхожу.
Ай-яй, я сейчас своими глазами увижу, как мулла передает барана шайтану. И тот узбек, что сидел в коридоре, такой хитрый, как я, — тоже за кустом стоит, видит, что начинается.
А начинается так.
Мулла отвязывает барана от дерева и поворачивает к Хирурику задом, чтобы Хирурик увидел, какой большой у его барана курдюк.
Хирурик причмокивает, как богатый купец на базаре, показывает, что баран очень подходящий.
Тогда мулла передает веревку с бараном шайтану Хирурику. Шайтан держит веревку и радуется:
«Ай, рахмат! Ай, благодарю! Как хорошо вы придумали. Такого барана хватит семье на целую неделю».
«А какой вкусный будет из него плов», — нахваливает мулла.
«Но для плова рис нужен. Рис вы тоже принесли?»
«Извиняюсь, так болела шея, так болела голова — забыл. Сейчас, совсем скоро вам принесут рис».
«Сколько?» — спрашивает Хирурик.
«Большой мешок. Самый большой».
«Это хорошо. Я не знал, почтенный мулла, что вы такой добрый».
Мулла делается важный и отвечает:
