— Бегом, Эрика, — приказал Рудольф, захлопывая дверь. — Сейчас здесь все взорвется.
Они побежали. По дороге Рудольфу пришлось взять Эрику на руки, у девочки подгибались колени.
Отбежав шагов на двести от дома, Рудольф остановился. Повернулся к дому лицом. Застыл в ожидании
Сквозь куртку Эрика чувствовала, как бьется его сердце.
— А что такое mia pulpa? — спросила она.
— Чего? — не понял охотник.
— Mia pulpa. Я слышала, как это повторял патер Ладвиг.
— А, mea culpa, — сказал Рудольф. — Моя вина.
— Моя вина? — повторила Эрика.
— Mea culpa — «моя вина» по латыни. Это слова из молитвы. Патер Ладвиг просил прощения у Бога.
— И Бог простил его?
— Не знаю, Эрика. Говорят, что Бог прощает всех.
— Ты веришь этому?
Рудольф Вольфбейн помедлил.
— Я, — начал он.
Остальные его слова заглушил взрыв.
В машине ван Рихтен осторожно взял ее за левую руку. Уколол безымянный палец, забирая кровь на анализ. Она слишком долго находилась под сывороткой. Нужна была проверка.
— Это был один из наших? — спросила Эрика.
— Тебе обязательно знать? — не поднимая головы, он промокал ее палец спиртом.
— Да, Гаспар.
— Это был Рафаэль. Он работал у меня.
— Я помню Рафаэля.
Высокий жизнерадостный итальянец. Он рано начал лысеть и очень стеснялся этого. На отворотах его халата вечно были хлебные крошки. Много читал, рядом с его местом всегда лежала книга с закладкой.
Закрыв глаза, Эрика видела обугленную тушу в развалинах беседки. Она будет сниться ей несколько ночей подряд. Если не уколоться перед сном. В ванной, тайком от Кристофа и Гретхен.
— Почему ты не сказал мне сразу?
— Ты же знаешь. Это могло повлиять на твой выбор действий. Я не мог рисковать, — Гаспар не оправдывался. Он приводил аргументы.
С ним было трудно спорить. Зная, что это Рафаэль, она бы до конца пыталась взять его живым. И он бы убил ее.
Интересно, он узнал ее? Вряд ли. Обращение зашло слишком далеко.
Если она будет думать по-другому, то никогда больше не возьмет в руки скальпель.
Машина остановилась возле ее дома. Шофер вышел, чтобы распахнуть дверь перед Эрикой.
— Гаспар, обещай мне.
Ван Рихтен вопросительно посмотрел на нее.
— Обещай, что если я заражусь, ты сам придешь за мной. Не будешь посылать людей фон Штольца. И никого из новичков.
Доктор ван Рихтен грустно покачал головой.
— Я слишком стар для тебя, девочка моя. Но я обещаю, что приду. Надеюсь, впрочем, это обещание мне не придется сдержать.
— Надежда это все, что остается нам, Гаспар, — сказала Эрика. — Как жаль, что ее не хватило Рафаэлю.
Она положила руку на железный протез доктора ван Рихтена. Гаспар накрыл ее ладонь своей. Его живая рука была лишь немногим теплей металла.
— Моя вина, — прошептал он. — Моя величайшая вина.
— Ты знаешь, что это неправда. Ты знаешь, что мы сами пошли за тобой. У всех нас были причины поступать так, а не иначе. Ты, а не кто-то другой, дал нам надежду.
— Я не вправе взамен забирать у вас жизнь.
Эрика усмехнулась.
— Для этого у тебя есть я, Гаспар, забыл? У нас каждый занимается своим делом. Ты, теми, кому нужна надежда. Я теми, для кого ее нет. Ты лечишь. Я отрезаю загнившие части. А чувство вины пусть врачует твой венский коллега. У него это лучше получается.
Гаспар улыбнулся. Эрике всегда удавалось его развеселить. Даже когда ей самой вместо веселья хотелось надежно забыться под морфием.
Но она улыбнулась в ответ. И, выскочив из машины, побежала к дому. Начинался дождь, и Эрика боялась намочить плащ жены Гаспара.
У самой двери Эрика услышала за своим плечом.
— Я совсем забыл.
Обернувшись, она увидела доктора ван Рихтена. Он стоял, протягивая к ней руку. За его спиной опадал мерцающий туннель из дождевых капель. Только тренированные глаза Эрики видели этот след оставшийся от «месмерового перемещения».
В отсутствии свидетелей, Гаспар предпочитал не полагаться на свою больную ногу, передвигаясь экзотическим, зато более скоростным способом.
— Сегодня на адрес Клиники пришло письмо, — в железных пальцах ван Рихтена подрагивал белый прямоугольник. — На твое имя.
Она взяла конверт, прикрывая полой плаща, попыталась прочесть имя адресата. В полумраке буквы сливались. Сыворотка, обостряющая все ее чувства, потеряла действие.
Гаспар услужливо поднес к ее лицу палец со вспыхнувшим огоньком.
«Эрике Браут», — прочла она надпись фиолетовыми чернилами, уже немного расплывшуюся от влаги.
— Мне пора, — сказал Гаспар ван Рихтен. — Боюсь заржаветь.
Она улыбнулась в ответ на его привычную шутку. Повернулась к двери, прижимая конверт к яростно забившемуся сердцу.
Доктор ван Рихтен несколько секунд озабоченно смотрел ей в спину, перед тем, как испариться с легким хлопком.
Эрика прокралась в спальню «лунным шагом», чтобы не разбудить Кристофа, заснувшего в кресле.
Он бы не заметил ее, даже если бы не спал. Милый, милый Кристоф был всего лишь человеком, не знающим о девяти способах проникать в закрытые помещения незамеченным.
Утраченная мудрость восточных наемных убийц была для него пустым звуком, а не обязательным элементом подготовки.
Поэтому Эрика выбрала его.
Но Гретхен ей обмануть не удалось. Отчасти потому, что она была еще совсем ребенком. Дети чувствуют лучше взрослых. Отчасти из-за маленького сторожевого сюрприза, зашитого в ее плюшевую собаку.
— Мама, мама, — раздался шепот.
— Тихо, маленькая, — Эрика присела на край кровати. Коснулась губами лба Гретхен. — Почему ты опять не спишь?
— Мама, я во сне придумала вопрос.
Эрика вздохнула. Ну, что за неугомонное создание.
— Какой вопрос? — прошептала она в маленькое ухо и потерлась о него носом.
Гретхен хихикнула.
— Мама, не надо, нос холодный. Мама, не надо, говорю.
— Все, все. Я просто ужасно соскучилась.
— Ты будешь слушать вопрос?
— Буду. Уже вся слушаю.
