Хорошо, что и ты зашел к нам на огонек!
Я знал, что он не лжет и медведь действительно Вульнар Черный. За спиной у зверя был привязан Молот Судьбы. И ошейник я тоже видел в доме кузнеца — он день и ночь висел над его изголовьем.
— Может, ты сам расскажешь твоему охотнику, зачем тебе моя шкура? Не можешь? Ах, жалость, — глумился Хозяин.
Медведь зарычал, скалясь. Звуки, исходившие из его глотки, были почти членораздельны.
Белый Вульнар зарычал в ответ. Медведь мотнул головой, влево, вправо и двинулся к нему.
Хозяин захохотал. Кончики его пальцев заблестели металлом, вытянулись, заострились. Из-под ногтей ведуна стремительно прорастали серповидные лезвия длиной в локоть.
При виде их медведь остановился. Посмотрел на меня.
Мне показалось, что Волчий Убийца шевельнулся у меня на коленях.
Пульс девяносто.
В конце прошлого столетия доктор Гаспар ван Рихтен провел серию экспериментов с пациентами, страдающими редким видом инфекционного заболевания licantropia patologia. В частности он попытался выявить возбудителя заболевания и пути борьбы с ним.
Пульс сто пять — сто десять. Первые признаки повышенной потливости.
В ходе своих исследований ван Рихтен брал вытяжки из желез подопытных на разных стадиях заболевания. Он ставил перед собой задачу сделать обратимым процесс превращения человека в зверя. Или хотя бы замедлить его.
Пульс сто двадцать. Обильное потоотделение. Наблюдается резкий скачок обонятельного порога.
Изучая реакцию обычного человеческого организма на возбудителя licantropia patologia, он вводил препарат добровольцам, принимавшим участие в исследованиях. Некоторые из них выказывали повышенный иммунитет. Их кровь впоследствии использовалась при приготовлении сыворотки-антидота для тех, кто оказался более восприимчив.
Пульс до сто сорока. Порог слуховой чувствительности повышен. Частичное выпадение цветности зрения. Обонятельный порог превысил человеческий в несколько раз. Наблюдаются изменения состава крови. Требуется инъекция стабилизирующего препарата.
Стабилизатор позволял продержаться еще около двадцати минут. Потом требовалась двойная доза антидота.
Иначе подопытный заканчивал свой путь там же, где и бедолаги с повышенным восприятием к возбудителю. В блоке-I, сокращенно названным от Infektion. В камере с железной дверью и маленьким окошком.
Как раз в такой повесился сегодняшний «пациент», чтобы обрести свободу в образе волка.
Эрика слизнула каплю крови, выступившую на месте укола. Борясь с желанием, вцепиться в руку, как следует.
Зачем нужны были эти двадцать минут на грани между человеком и зверем? Зачем ломиться через заросли, обливаясь резко пахнущим потом и морщась от слишком громких звуков своих шагов?
Об этом ли думала Эрика, вкалывая себе стабилизатор?
Она думала о браге из молока валькирии и маленькой серебряной фляжке на поясе охотника. И еще о том, что проклятая беседка, вопреки сырости, разгорелась, как следует.
Всего лишь еще один повод торопиться.
Шагнув вперед, Белый Вульнар взмахнул железными когтями перед самым носом медведя. Зверь попятился, рыча.
Я встал, сбросил мешавшую шубу. Вдавил приклад в плечо. Серебряная накладка обожгла щеку холодом.
Хозяин повернулся ко мне. Оскалился уже совсем не по человечьи.
— Охотничек, — проскрипело у него в горле. — Опоздал. Раньше надо было думать.
Его лицо менялось. Челюсть ползла вперед, лоб назад. Сквозь волосы показались острые кончики ушей. Ссутулившись, Вульнар стал ниже ростом и при этом массивней. Его руки висели на уровне согнутых колен.
Полночь наступила. Обращение началось.
Она почуяла его задолго до того, как они оказались на одной тропинке.
Чужеродное вкрапление в рисунке запахов парка. Оно ощущалось, как шероховатость под пальцами. Щекотка в области переносицы. Вкус алкоголя и металла на языке.
Он пах старой шинелью, табаком, шнапсом и ружейной смазкой.
Запахи человека.
— Фроляйн, — сказал он, вполне уверенно целясь в нее из видавшего виды «Манлихера». — Вам известно, что вы гуляете по территории, особо охраняемой государством?
— И это повод наставлять на меня ружье, господин Шмид?
— Извините, фроляйн, но время тако… мы знакомы? — сторож прищурился.
Немолодой дядька, однако, выправка и приросший к плечу приклад винтовки — бывший солдат, наверняка. Надо же, мог бы спать в своей теплой комнатушке, а потащился в темноту и холод.
— Прочла у вас на бляхе, — сказала Эрика.
Тут же поняла, что сторож не поверит. В темноте, на таком расстоянии прочесть крохотные буквы.
— Хотел вызвать пожарных, — слышала она приближающийся голос. — А телефон, зараза, молчит.
Три, четыре, пять.
— Пошел проверить провод, так он, что вы думаете, перегрызен.
— Перегрызен? Вы уверены?
Шесть, семь.
— Еще бы. Там обмотка толстенная, так на ней отметины зубов. И следы вокруг натоптаны, волчьи. Я старый охотник, знаю.
— Свежие следы?
— Да как сию секунду он там был, волк. Даже вода в них затечь не успела. Думал поискать зверюгу и вас увидел. Еще думаю, откуда…
Восемь, девять, сейчас.
Она бережно опустила ружье рядом со свернувшимся в клубок телом. Проверила старику пульс.
У сторожа оказалась завидная реакция. Он успел выстрелить. Один раз. Пуля увязла в стволе дерева.
Взамен Эрика подарила ему пятнадцать минут забытья на холодной земле.
Даже если он подхватит простуду, это лучше, чем быть загрызенным оборотнем.
«Если ты не стерпишь и выстрелишь, пока он человек, мой брат убьет тебя. Если прождешь слишком долго, и он обратится в волка полностью, мой брат убьет тебя.
Твое время это шестьдесят ударов сердца между вчерашним днем и сегодняшним, когда силы человека оставили его, а силы волка еще не пришли к нему. Ни раньше, ни позже, а именно тогда ты должен ударить».
Седой Волколак, Хозяин Дикой Охоты, лакал воду, стекавшую с ледника вёльвы. Во сне он видел грядущее.
Белый Вульнар был готов к нашей схватке.
Одно слово перерождающихся губ и огонь снова взмыл до потолка. Надежно отделяя меня и Убийцу от превращавшегося оборотня.
Жар ел глаза. Я нащупал рукой ледяной металл фляги на поясе. И вспомнил, как Вульнар Черный заливал брагой горящую руну Ингуз. Молоко валькирии и медвежья кровь?
Я с размаху выплеснул снадобье в огонь.
Случилось невероятное. Огненная стена не погасла, но в ней образовался «пролом». Как раз там, где брага вылилась на хворост.
В этот «пролом» я и шагнул, поднимая ружье к плечу. Сердце отбивало несчитанные удары о клетку ребер.
«Ты где-то здесь. Я знаю. В твоем зверином теле сохранилось достаточно человека, чтобы
