На следующий день ничего не изменилось. Мы прождали до вечера и не выдержали, толпой подошли к красным флажкам, выдернули их и — остановились. Мы заранее решили, что за флажки я зайду один.
Я сделал еще несколько шагов, подошел к минам.
По команде офицера пулеметчик дал над нашими головами очередь, пули ушли в сторону ледника.
Никто не испугался и не ушел, голодных не так просто испугать.
Тогда пулеметчик коротко выстрелил по валунам возле 2-го барака. Пули срикошетили, зарылись в гальку. Эффектно, но опять не испугал.
— You are not allowed to go beyond the signal flags. The next disembarkation is delayed. Maybe, for a week. The project's coordinators will be able to listen to you after the disembarkation. I'm not empowered to settle your questions. My duty is to safeguard the workers and the building site. [17]
Офицер нервничал. Его и меня разделяли только желтые сигнальные мины. Я мог поднять камень и убить его, мог перепрыгнуть мины и убить его.
— Report to the command that our food came to an end a week ago. People are impaired, became emaciated. 9 colonists have died during this week. There's going to be no one left in a week.[18]
— You must transmit your requests to the communication buoy.[19]
— Ты дурак, да? Твой буй сломан, он ни дня не работал. Люди умирают!
Я ненавидел его и потому кричал по-русски.
Офицер понимал, наверное, что толпа за спиной у подошедшего к минам колониста ждет хороших новостей и, когда колонист возвратится ни с чем, они бросятся вперед. И тогда придется стрелять и убить их всех.
— Give us some food.[20]
— Yes, of course. Move 100 meters from here and wait. We'll get the food for you.[21]
Я жестом приказал толпе отойти. Офицер удивился: колонисты послушно отошли, а вырванные флажки воткнули на место.
Снежные тучи прилипли к морю. Стало совсем темно.
Через час US-рексы принесли нам и оставили за минным ограждением несколько коробок с солдатскими пайками. К одной из коробок была прибита записка, в которой офицер сообщил, что он связался со штабом, в настоящее время координаторы проекта готовят следующую высадку, которая состоится примерно через месяц, но ему разрешили передать нам 850 кг различных продуктов.
Мы прожили этот месяц. И никто больше не умер.
24
— Turn back, I'm going to handcuff you.[22]
Я подошел к минному ограждению, повернулся, завел за спину руки. Офицер надел на меня наручники и помог переступить через мины.
3-й барак был уже достроен, и складской навес возле него заполнен доверху ящиками и коробками.
Несмотря на мороз, разговаривать со мной координаторы решили на воздухе. Из барака вынесли стол и несколько стульев.
— Здравствуйте, Иван Георгиевич, прошу вас.
— Здравствуйте.
Это со мной Марта поздоровалась и пригласила сесть за стол. Остальные даже не кивнули.
Остальные — это знакомые мне толстяк и переводчик и незнакомый парень в штатском, крепкий, стрижка короткая, даже под шапкой видно, виски косые, по виду — полицейский.
Колонисты собрались у 2-го барака, метрах в 50 от флажков, ближе не разрешили подходить. Они смотрели, как меня усаживают за стол и я передаю координаторам проекта список необходимых вещей, и волновались, конечно. Если нам дадут, что мы просим, весной мы улетим отсюда.
Марта изучала список, разрешенное помечала плюсами, неразрешенное вычеркивала. Когда она ставила плюс, полицейский теребил переводчика, и тот объяснял, что именно она разрешает к передаче. И несколько раз полицейский вычеркивал разрешенное Мартой.
— Зачем вам керосиновые лампы, Иван Георгиевич? Разве газовые плохие?
Я готовился к вопросу, поэтому ответил уверенно:
— Газовые плохо работают при минусовой температуре. Когда наступит полярная ночь, а она наступит очень скоро, нам придется выходить с лампами на улицу.
Ну же, соглашайся, мотор нашей мечты работает на керосине.
Марта не согласилась, мое объяснение ее не убедило.
— Газовая лампа ярче.
— Вот именно. Газовая лампа горит ярче и жарче, чем керосиновая. Стекло нагревается и лопается на морозе. Сейчас лопается, при минус 15°, а что будет при минус 50°?!
— Ну хорошо, так.
Марта поставила плюс против графы «керосиновые лампы, запасные фитили и керосин в канистрах».
Я не мог скрыть радостной улыбки, не мог, и все тут. Надо было срочно перевести разговор на другое, а то полицейский вычеркнет керосин.
— Разрешите вопрос?
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Мы выложили на берегу SOS. Почему вы нам не помогли?
— Надо было поджечь что-нибудь. Не костер, конечно, а барак, например. Тогда бы мы поняли, что произошло что-то серьезное.
Я не понял ее.
— К сожалению, мы понадеялись на буй связи. А спутник проводит слежение в инфракрасном спектре. Мы видим, где вы зажигаете костры, куда вы уходите, а вот надписи на берегу — не видим. И мертвых не видим, это очень большая наша ошибка.
— Let him explain,[23] — потребовал полицейский.
Он разложил на столе крупномасштабную карту залива и колонии. На карте красными пятнами, линиями и точками были обозначены перемещения колонистов. Вне лагеря красные линии тянулись по седловине и заканчивались пятном на берегу речки и пятном у грота. Мои с Сипой хождения от грота до ледника и вылазки за птицами на скалы также были отражены беспорядочными линиями.
— Что вы делали так далеко от лагеря, Иван Георгиевич?
— Мы били птиц. Когда был голод, мы ходили туда и охотились.
— На скалах, на берегу — это понятно. Но почему так много колонистов и так много времени проводили на берегу ручья?
— Мы ловили рыбу.
— They've fished.[24]
— It's not true,[25] — сказал полицейский.
— Наши экологи, когда выбирали место для колонии, тщательно исследовали территорию. Пресноводной рыбы здесь нет. Немного южнее — да, водится голец. Здесь — нет, слишком холодно. К тому же этот ручей рождается из ледника, он слишком короток, рыбе в нем нечего делать.
— Ну, это не совсем рыба. Скользкие такие многоножки, не знаю, как они называются.
— И вы их ели?
— Да. Варили. Жарить невозможно, а варить — неплохая уха получается.
