— Ну и ну, — сказал он, — гнусные же у вас мысли. Какой-то бедняга скрывается от полиции, и вы само собой предположили, что он первым делом пробрался в сад и убил старого Энскомба, благо он там находился. Это ребячество, Пайн. Это ниже всякой критики. Вы, мой милый, чем-то расстроены. Желудок у вас не в порядке, что ли?
Живот маленького толстяка затрясся, но глаза, как и прежде, оставались пугающе проницательными.
— Я подумал, Кэмпион, — начал он, — что вы должны были вернуться из Коачингфорда как раз в то время. Вы не видели этого человека?
— Нет, — отозвался Кэмпион. Он успел отметить, что его голос совершенно спокоен.
Ли раздраженно вздохнул.
— Мой милый Пайн, — сказал он, с усталой снисходительностью взяв того за руку, — вы сейчас ведете себя как настоящий осел.
— Я так не считаю, Обри.
— Тогда вы должны поверить мне на слово. — Ли угрожающе усмехнулся. — Я лично знаю Кэмпиона и могу поручиться, что, во-первых, он ниоткуда не бежал, во-вторых, что подобное подозрение никак не означает, что он пристукнул старого Энскомба в его саду. Скажу больше, само это предположение чудовищно, абсурдно, нелепо. Забудьте о нем, и пусть полиция занимается своими делами.
Пайн согласился, чтобы его вывели за ворота Института на лужайку, неподалеку от дома. Если Обри и обидел его, то он не показал вида.
— Я почти незнаком с мистером Кэмпионом. Если вы его знаете, мне нечего сказать, — невозмутимо подытожил он. — Но вы прочли описание человека, разыскиваемого полицией?
— Нет, не прочел. Не думаю, чтобы мне этого очень хотелось.
— Мне оно показалось интересным. — Спокойное упрямство Пайна было непоколебимо. — Человеку, которого они ищут, примерно тридцать пять лет, рост У него шесть футов два дюйма, лицо бледное, волосы светлые и гладкие, а основная примета такова — он очень худ, но физически крепок.
Он замолчал, но, сообразив, что никто не спешит ему ответить, простодушно добавил:
— Когда его видели в последний раз, на нем был клеенчатый плащ пожарного.
— И медная каска, — с явным удовольствием воскликнул Обри. — Очень мило, Пайн, вы меня сейчас искренне порадовали. Продолжайте, я не стану вас больше перебивать, даю слово.
Толстяк повернулся к Кэмпиону.
— Что вы об этом думаете? — полюбопытствовал он.
Кэмпион, судя по всему, воспринял вопрос всерьез. Они миновали высокую насыпь и спустились вниз к тополиной аллее. Он держал руки в карманах, крепко сжав ладони в кулак. Его сердце отчаянно билось и еще, перед тем как в сознании опустился темный занавес, мысли вновь стали сбивчивыми и бесплодными. Его трясло, и это пугало сильнее, чем расспросы опасного коротышки.
— Кого вам напоминает это описание? — настаивал Пайн.
Он ждал ответа. Он ждал ответа. Он ждал ответа. Прошла минута, целая минута. Минута, возможно, еще одна. Кэмпион не мог думать. Боже мой, он не мог думать. Это было ужасно, чудовищно. Он не мог думать. Сломался сам механизм мышления. Он был беспомощен, растерян, отдан на милость этому жуткому типу с жестокими, хищными, птичьими глазами.
Кого? Кого? Кого?
— Осмелюсь сказать, что почти любого, — пробормотал он, не сознавая, какой у него усталый голос, — Джона Смита, Алберта Кэмпиона, Уивера Би.
Настало полное молчание. Оно длилось так долго, что ему удалось побороть свой ползучий страх и осмотреться вокруг, прежде чем кто-то заговорил.
Ли Обри медленно шел, ссутулив плечи под блестящей, почти щегольски скроенной курткой. Его, несомненно, беспокоило, что разговор принял личный оборот. Однако он пропустил мимо ушей нелепое имя, неосторожно сорвавшееся с языка у Кэмпиона.
С Пайном все обстояло иначе. Он впервые утратил самодовольство, побледнел и перестал настороженно наблюдать за Кэмпионом. Повернув голову, он посмотрел ему прямо в лицо.
— Я, видимо, совершил идиотскую ошибку, мистер Кэмпион, — сказал он, — события прошлой ночи вывели меня из равновесия. Мне нужно будет с вами переговорить. Почему бы вам не зайти ко мне в контору? Думаю, вам там покажется интересно. Мы могли бы также перекусить где-нибудь в городе.
— Это идея, — бросил на ходу Ли, прежде чем Кэмпион смог что-то ответить. Он произнес это с искренним облегчением хозяина, надеющегося, что ему удалось развлечь не вовремя появившегося и нежеланного гостя.
— Его деятельность вас позабавит, Кэмпион. На мой взгляд, она просто захватывающая. Пайн — занятнейший попрошайка, когда он не разыгрывает мелодрамы и не воображает себя знаменитым детективом.
Кэмпион молчал. Он не обольщался по поводу Пайна. Тот был на верном пути и знал это. Кэмпион оказался загнанным в угол. Он понимал, что промедление может иметь роковые последствия и, если его задержат, значит, полиция графства обнаружила, что он как раз тот самый человек, за которым они охотятся по всей стране. Конечно, Главное Управление вполне может затребовать его к себе, но для этого понадобятся разъяснения, а они приведут к тому, что все узнают, в каком он теперь состоянии, обнаружится и еще кое-что. Что же именно? Слишком тревожный вопрос, не хочется им сейчас заниматься, и он предпочел выбросить его из головы.
Очевидно, по привычке, свойственной ему в трудную минуту, он вспомнил об Аманде. И тут, к собственному облегчению, действительно увидел ее, завернувшую за угол. Это его не удивило. Аманда обладала волшебным свойством всегда появляться в нужный момент, словно они были партнерами в давней игре, привыкли друг к другу и им помогал общий опыт. Она окликнула его, и, невнятно извинившись, он поспешил ей навстречу. Когда он подошел, она спокойно сказала:
— Суперинтендант здесь. Он хочет тебя видеть. Но только тебя одного, я имею в виду, без Ли. Он отказался войти и ждет тебя у боковой двери. Ты пойдешь к нему?
Пойдет ли он? Мысль о долговязом Хатче как об ангеле-спасителе в белом одеянии и с крыльями, во всяком случае, не показалась ему в эту минуту абсурдной.
— Огромное тебе спасибо, — проговорил он с таким чувством, что ее карие глаза непроизвольно расширились.
— Душно? — спросила она, переводя дыхание.
— Ну, не так жарко, — уточнил он. — Останься с ними, моя дорогая. И не позволяй Пайну откровенничать с Ли.
Он увидел, как по ее лицу пробежала изумленная тень, и сам удивился этому, пока до него не дошло, что ее поразили его доброта и благодарная признательность. Его передернуло от этого открытия, он остро ощутил опустошенность и разочарование и больше не был уверен, что он это заслужил.
Свернув за угол, он сразу же увидел Хатча. Тот был одет в штатское и сидел на подножке огромного старого «бьюика», солнечные лучи окрасили его твидовый костюм в неожиданно яркие тона. Он поднялся навстречу Кэмпиону и подошел к нему.
— Хэлло, — Кэмпион приветствовал его необычайно сердечно. По крайней мере, перед ним был союзник, пусть и не сознающий это.
— Доброе утро, — в осторожном тоне полицейского прозвучало предупреждение, отчего нервы Кэмпиона болезненно напряглись. — Могу я побеседовать с вами, сэр?
— Давайте. Почему бы нет. — Кэмпион почувствовал, что не в меру разговорился и ему трудно остановиться. — Что вас так волнует?
— Не волнует, сэр, — Хатч с любопытством поглядел на него. — Я только хочу вам кое-что показать, если вы не возражаете. Обычно мы не обращаем внимания на такие вещи, но в данном случае есть особые обстоятельства, и я подумал, что должен вас ознакомить.
Кэмпион посмотрел на врученный ему лист бумаги. На нем было напечатано: «Дорогой Суперинтендант. Министерство Внутренних дел уже выслало Вам инструкцию, касающуюся Алберта Кэмпиона. Не приложило ли оно случайно и его фотографию? Вот и все. Подумайте над этим».
Подпись и дата в документе отсутствовали. Кэмпион прочел записку дважды. Конечно, это дело рук
