своего раздражения, и на его высоких скулах выступил румянец.
Леди Аманда? Какая леди Аманда? Безвыходность ситуации чуть было не сокрушила Кэмпиона. Ему помогло, что в этот момент он разозлился на Обри. Кто такой Ли Обри, чтобы оберегать Аманду? Что за дурацкий собственнический ответ? Будь он проклят со своим рыцарством!
— О, да, конечно. Это моя ошибка. Вы имеете в виду леди А. Фиттон? — пробормотал Суперинтендант, глядя на зажатый в руке клочок бумаги.
— Нет, это леди Аманда. Она сестра пэра и поэтому зовется по имени, — Обри делился сведениями как бы мимоходом, и в эту минуту в нем, как ни странно, проявилось что-то от школьного учителя, — леди Аманда ездила сегодня днем в своей машине. В Коачингфорде она захватила с собой мистера Энскомба, и оттуда они отправились в Лондон, чтобы встретить мистера Кэмпиона на вокзале. Они задержались и вернулись сюда только после восьми часов вечера. Таковы факты. Полагаю, что мистер Кэмпион сможет рассказать вам что-нибудь еще. А ее вам вообще не следует беспокоить.
В последних словах не содержалось никакого вопроса. Он говорил очень уверенно и авторитетно.
Суперинтендант передвинулся. Он был уже не так молод, и у него накопился изрядный опыт. Кэмпион, еще не пришедший в себя от удивления и недоумевающий, что могли означать слова «Фиттон» и «Коачингфорд», обратил внимание на колебания Суперинтенданта и осознал, что Обри, глава Института Бридж, обладал в этих краях необычной властью.
— Думаю, сэр, что я все-таки должен встретиться с ней, если вы не возражаете, — в мягком голосе Суперинтенданта слышались какие-то извиняющиеся нотки и затаенная усмешка, словно он знал нечто забавное и сугубо секретное.
Если Кэмпиона, отнюдь не убежденного в необходимости этой встречи, просьба Хатча привела в замешательство, то Ли Обри она, несомненно, озадачила. Он прямо спросил у полицейского:
— Надо полагать, мистер Энскомб умер своей смертью?
Хатч растерянно поглядел на него.
— Мы в этом до конца не уверены. Но, ручаюсь, тут не самоубийство. Главный Констебль уже выехал. Больше я ничего не могу сказать.
— Господи! — Обри положил руки в карманы своего просторного смокинга. Он присвистнул и какое-то мгновение простоял в нерешительности, рассматривая пустую стену. Затем снова резко повернулся. — Я схожу за ней, — сказал он. — Мистер Кэмпион сообщит вам все, что знает. Как это неприятно. Энскомб жил на территории Института.
Он вышел, оставив Кэмпиона с двумя полицейскими. Хатч молча изучал свои записи, склонив голову над небольшой пачкой старых конвертов и широких листов бумаги, которые он складывал пополам. Его заторможенность раздражала. Кэмпион прекрасно понимал опасность своего положения. Любой вопрос о возвращении домой из Коачингфорда легко мог, если связать его с рассказом Аманды Энскомбу, привести к пугающему вопросу о больнице. Он больше всего боялся внезапной задержки. Теперь Кэмпион ясно сознавал, что он мог и чего никак не мог совершить, и до него дошло, что это было не обычное убийство. В то же время тут подразумевалось что-то важное, требующее немедленных действий. Если бы он только знал, что же это такое. Особенно тревожила его растущая уверенность, что он был близок к успеху, когда на него обрушилась беда. Он интуитивно, подсознанием ощутил это, и у него создалось впечатление, будто что-то приоткрылось и сдвинулось с места. Более того, завеса между его жалким неведением и четким пониманием хода событий оказалась мучительно тонкой.
Хатч смотрел на него с уже знакомой полуулыбкой. Видимо, Суперинтендант ждал, что Кэмпион заговорит первым. Ничего не помнящий человек глубоко вздохнул.
— Как умер Энскомб? — полюбопытствовал он.
Полицейский ухмыльнулся. Нельзя было подобрать другое слово для страшной, злой усмешки, пробежавшей у него по лицу.
— Мы собираемся спросить об этом вас, мистер Кэмпион, — ответил он. Парализующее молчание еще длилось, когда у двери раздались шаги и у Кэмпиона отлегло от сердца. Новый оживленный голос звучал обыденно и спокойно.
— Хэлло, Супер. А где мистер Обри? А, это вы, Кэмпион. Ну и скверное дело.
Так обращаются только к знакомому, и Кэмпион удивленно оглянулся. Он увидел грузного, квадратного мужчину лет сорока с откровенно некрасивым лицом и наглыми глазами под свирепыми и кустистыми, как у Абердина, бровями. Он излучал энергию, жажду действия и стойкую решимость, сочетавшиеся со здравым смыслом и отличной нервной системой. Кэмпион подумал, что такой человек не должен верить в привидения, но в новом и странном мире он был чуждым ему, как и все прочие. В этот момент неизвестного занимала только смерть Энскомба.
— Я предполагал зайти сюда на чашку кофе, — начал он, — но парень, встретивший меня здесь, объяснил, что вы еще не садились за стол. Он-то мне и рассказал эту жуткую историю об Энскомбе. Бедный старик. Наверное, он не вынес этого. Что, я сейчас сболтнул лишнее?
Суперинтендант посмотрел на него.
— Это не было самоубийством, мистер Пайн.
— Не было самоубийством? — Неизвестный сначала вроде бы удивился, а потом встревожился. — Ну, что ж, я рад это слышать, — сказал он. — Какая оплошность! Счастье, что, кроме вас, здесь никого нет. Я всегда так говорю, наобум. Сейчас об этом столько судачат. Думаю, что и до вас, Супер, доходили слухи. По поводу секретарства у Мастеров.
— Кажется, я что-то припоминаю, — Хатч был очень осторожен.
— Вы должны были слышать об этом. — Глаза Пайна задорно блеснули из-под чудовищных бровей. — Мне об этом говорили под строжайшим секретом все, с кем я встречался в последние три месяца. Я слышал, что по должности, как во всех этих наследственных конторах, ему нужно хранить кругленькую сумму, а старик оказался на грани краха и собирался уйти в отставку. Естественно, когда я узнал, что он мертв, то решил — он покончил с собой. Вполне понятно. Каково это, лишиться должности, приносившей массу благ, особенно, если они передавались в семье от поколения к поколению? Правда, что ежегодное собрание Мастеров состоится где-то на этой неделе?
— Завтра.
— Неужели? Возможно. Такая тайная, высокопоставленная и могущественная организация считает излишним публиковать сообщения о встречах. — Он засмеялся. — Мне это нравится, — проговорил он. — Они пользуются тем, что в каждом из нас есть что-то детское, что-то вроде мумбо-юмбо, даже если это всего-навсего достопочтенный приходский совет.
Суперинтенданта подобная откровенность явно шокировала, и Пайн, поймав взгляд Кэмпиона, расхохотался. Смеялся он с удовольствием, открыто, несколько пронзительно, как и говорил, но с не лишенным такта юмором.
— Мы, лондонцы, филистеры, — продолжал он, — здесь, в Бридж, Мастера священны. Прошу прощения, Супер. Я вел себя отвратительно. Бедный старый Энскомб! Конечно, я его мало знал, видел только раз или два. А вы, Кэмпион, вероятно, вообще с ним не встречались?
— Вышло так, что я последний, видевший его живым. — В сложившихся обстоятельствах возможно было лишь это, очень сдержанное замечание, но и оно оказалось не совсем удачным. Его услыхала Аманда, вошедшая в эту минуту в комнату вместе с Обри, и, не задумываясь, сказала: «Я тоже была там, хотя ты видел его в саду, когда отправился вслед за ним».
Теперь все в упор глядели на Кэмпиона. Обри и Хатч смотрели на него, потому что знали, где умер Энскомб, а Пайн и Аманда — потому что это делали другие.
— Верно, — отозвался Кэмпион. — Я вышел за ним в сад с пакетом, который он забыл в машине. Однако, я не догнал его, положил пакет на порог и вернулся.
Все молчали. Паузу снова нарушил Пайн.
— Какой странный поступок, старина, — заметил он и неловко засмеялся.
Кэмпион смутился, вспомнив, почему он не стал звонить в дверь. Тем временем Аманда пришла ему на помощь.
— Мы так опаздывали, — объяснила она. — Я дрожала в машине, думая, что у нас не останется времени переодеться. Я умоляла Алберта не задерживаться ни на минуту, и он был точен.
