Помещение было аккуратно убрано. За покрытым красной материей столом что-то писал полковник Даниловский. По стенам стояли заправленные солдатскими одеялами кровати с белоснежными наволочками на подушках.
— Разрешите войти, товарищ полковник?
— Да, входите.
Даниловский приподнял от листа, исписанного мелким почерком, лицо, оглядел нас и, задержав взгляд на мне, произнес:
— А, Алтунин явился. Значит, бежишь из штаба. Нехорошо. — И уже к обоим: — Да вы, товарищи, садитесь.
Федор Семенович еще раз посмотрел на меня, продолжил:
— Разговор, Александр Терентьевич, у нас будет короткий. Вас мы знаем. В боях показали себя;'с хорошей стороны, а это — лучшая характеристика. Есть мнение назначить вас командиром второго батальона восемьсот восемьдесят девятого стрелкового полка. Как, потянете?
— Справлюсь!
— Другого ответа от вас и не ожидал. Принимайте батальон, вникайте в дела и ждите нас в гости.
Полковник поднялся, давая этим понять, что разговор окончен. Мы тоже встали. В это время в помещение вошел подполковник Жеваго.
— Петр Григорьевич, — обернулся к нему комдив, — у вас к новому комбату нет ничего?
— Алтунин! — улыбнулся подполковник Жеваго. — Что его напутствовать. Наш, знаем! Единственно, о чем бы хотел попросить вас, старший лейтенант: держитесь ближе к Елагину. Опытный, знающий у вас замполит. У такого не грех и поучиться работе с людьми. В общем, присмотритесь к нему, не пожалеете.
— Ну что ж, тогда желаю успеха, — пожал мне руку Даниловский. — И чтобы на новой должности долго не задерживаться, комбат. Теперь будем спрашивать с тебя не только за себя, но и за людей. Понял меня?
— Так точно, понял!
— То-то же!
Поздравил меня со вступлением в новую должность и начальник политотдела.
Я вышел из вагона. На сердце было и радостно, и тревожно. Состав стоял на перегоне, ожидая, когда семафор откроет путь. Светило солнце.
12 марта части дивизии закончили выгрузку на станции Нежин и в этот же день ушли из утопающего в садах небольшого украинского районного городка. Штаб убыл в Безугловку, 828-й стрелковый полк — в Куриловку, 862-й, 889-й стрелковые и 261-й артиллерийский полки и 418-й отдельный истребительно- противотанковый дивизион соответственно расположились в населенных пунктах Пашковка, Дорогинка, Синдоровский, Талалаевка.
Дивизия вошла в состав 3-й гвардейской армии.
С вещевым мешком за плечом, легко соскочив с попутной подводы на кривой улочке Дорогинки, я пошел разыскивать штаб полка. Сады и огороды деревеньки еще были забиты снегом, а на выгоне уже появились проплешины с сырой, блестящей на солнце прошлогодней травой. Проваливаясь чуть ли не по колено в ноздреватый наст, подошел к первому попавшемуся дому, на широком дворе которого дымились две походные армейские кухни. Окликнул повара, помешивающего большим черпаком в котле.
— Где штаб полка, товарищ старший лейтенант? — переспросил веснушчатый солдат. — Эвон, дворов через пять, — показал вдоль переулка. — С большим крыльцом дом под зеленой железной крышей. Самый большой в здешней округе. Правление колхоза, а нынче там штаб.
— Полная информация, — улыбнулся я.
— А что, — не понял повар, — разве я лишнего сказал?
— Нет, нет, спасибо.
Минут через пятнадцать я вошел в помещение штаба. В комнате просторной пятистенной избы начальник штаба полка майор Модин (Николай Сергеевич получил очередное звание) проводил с офицерами занятие. Присев на свободный край широкой скамьи, стал дожидаться перерыва. Николай Сергеевич, заметив меня, улыбнулся:
— Слушаю вас.
Доложил о своем прибытии. Модин выслушал и в ответ радушно сказал:
— Кстати прибыл. Разбираем действия стрелковой роты в условиях лесисто-болотистой местности. Садись, послушай. Может, для себя что возьмешь. Тем более что майор Павлюк в отъезде. Докладывать некому, разве что представиться майору Кулябину, но и его сейчас нет. Решили баньку соорудить, пошел туда. Будет из раньше чем через час-полтора. Садись.
Николай Сергеевич продолжил занятие. Говорил спокойно, уверенно. Уставные положения подкреплял примерами прошедших боев, решений командиров и начальников в ходе выполнения поставленных задач. Часто обращался то к одному, то к другому из офицеров, не обошел вниманием и меня. Словом, шел деловой разговор.
После занятия Модин представил меня офицерам полка, познакомил с планами учебы части. Полумесячная подготовка личного состава в основном сводилась к практическим занятиям но действиям в различных условиях боя. Исключение составляли офицеры, для которых планировались теоретические лекции, тактические летучки, прием зачетов по уставам и наставлениям, семинарские занятия, да прибывающее пополнение, в основе работы с которым лежали изучение матеральной части оружия и одиночная подготовка. Свыше двух третей времени отводилось на тактическую подготовку, венцом которой являлись учения с боевой стрельбой. Много времени уделялось ведению боевых действий в условиях лесисто-болотистой местности, форсированию водных преград, особенно ночью.
Поздно вечером, когда мое знакомство с документами подходило к концу, вернулись майоры Валентин Евстафьевич Павлюк и Николай Афанасьевич Кулябин. Они были возбуждены и радостны. В дивизию еще прибыло пополнение, стало известно, что материальная часть истребительно-противотанковой артиллерии заменялась зарекомендовавшими себя с самой лучшей стороны 57-мм орудиями.
Увидев меня, Павлюк довольно сказал:
— Наконец-то явился, пропащая душа! Спрашиваю сегодня Румянцева: 'Куда моего комбата девал?' — 'Какого, — говорит, — комбата?' — 'Алтунина'. 'Так ведь он еще приказом не утвержден в должности'. — 'Ну и что из этого? Приказ — бумажка, а мне человек нужен, комбат. Люди его ждут, живые люди'. — 'Да не кипятись ты, — отвечает. — Убыл твой Алтунин. Вчера вечером убыл. И наверное, уже на месте'.
— Николай Сергеевич, — обернулся Павлюк к начальнику штаба, — ввел Алтунина в курс наших дел?
— Да, познакомил. Представил офицерам полка. — Вот и хорошо. В батальоне был?
— Нет еще.
— Вместе пойдем. Как ты, Николай Афанасьевич, не составишь нам компанию?
— Как же, составлю! С Елагиным переговорить нужно. У него там в четвертой роте не создана парторганизация, а политотдел жмет.
— Точнее, рекомендует, Николай Афанасьевич.
— Пусть будет так.
Спустя минут двадцать зашли в штаб батальона — небольшую, но уютную под тесовой крышей избу. Здесь нас поджидали. Среднего роста, худощавый, с черными усами капитан лет сорока подал команду.
— Вольно! — остановил его Павлюк и кивнул в мою сторону. — С новым командиром батальона прибыли. Вам его уже представляли. От себя хочу лишь добавить — фронтовик! Прошу любить и жаловать.
Валентин Евстафьевич взял меня под руку и представил капитана:
— Бухарин Николай Яковлевич, ваш заместитель по строевой части, Александр Терентьевич.
Мы крепко пожали друг другу руки.
— Адъютант старший батальона капитан Охрименко, — представился другой офицер, четко взяв под
