мы, ротные командиры, каждую приданную сорокапятку считали великим подспорьем в обороне и наступлении. Теперь на смену им в полк пришли 57-мм и 76-мм орудия. А сколько стало автоматического оружия!
— Жарко фрицам приходится! — кивнул в сторону передовой майор Павлюк.
Несмотря на раннее утро, офицеры штаба были на ногах, да и в подразделениях, судя по звонкам, не спали, хотя накануне вечером майор Павлюк распорядился дать больше времени на отдых личного состава. Артиллерийская канонада подняла на ноги людей в это пасмурное утро.
Наконец-то настал долгожданный день! Новый рывок к Берлину — шаг к победе, с которой у каждого из нас были связаны свои мечты. Начавшимся свершениям на фронте мы радовались и — без преувеличения скажу — рвались в бой.
В тревожно-радостном ожидании вестей с передовой шло время. К закату катился короткий январский день, когда с совещания из штаба дивизии прибыл командир полка. По блестевшим глазам Павлюка нетрудно было догадаться, что Валентин Евстафьевич прибыл с доброй вестью.
Майор Модин собрал офицеров штаба.
— Поздравляю вас, товарищи, с успехом, — начал майор Павлюк. — Первый эшелон нашей третьей гвардейской прорвал оборону врага. По поступившим сведениям, соседние армии также успешно идут вперед. Командир дивизии передал быть в готовности.
Голос командира полка прервал телефонный звонок. Майор Павлюк взял трубку. По мере того как Валентин Евстафьевич слушал абонента, его лицо принимало озабоченное выражение.
— Ясно! — Наконец он положил трубку и посмотрел на нас: — Ну вот, товарищи, через час выступаем.
Рассвет полк встретил в пути. По обочинам дороги, на полях, лесных опушках, полянах нашему взору представилась разбитая вражеская техника.
Позволю себе одно маленькое отступление, характеризующее мощь нашего удара с сандомирского плацдарма, повлиявшего в некоторой степени на ход и исход последующих событий, а вместе с тем и действий отдельных соединений армии, в том числе непосредственно нашей дивизии. Я имею в виду слова гитлеровского генерала Курта Типпельскирха в его книге 'История второй мировой войны', относящиеся к 12 января — дню прорыва: 'Удар был столь сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану. Глубокие вклинения в немецкий фронт были столь многочисленны, что ликвидировать их или хотя бы ограничить оказалось невозможным'.
Передовые корпуса и дивизии нашей армии в первый день глубоко вклинились в оборону немцев, продолжали идти вперед, сметая на своем пути сопротивление гитлеровцев. Недобитые фашистские части оставляли вторым эшелонам.
Оказавшиеся в нашем тылу войска врага сосредоточивались в лесах и перелесках в довольно большие группы под руководством опытных и решительных офицеров. Такие группы представляли серьезную опасность для тех, кто двигался вслед за передовыми соединениями и частями. Фашистские части находились на мехтяге, имели в своем распоряжении танки, самоходные орудия, артиллерию, что при разветвленной сети шоссейных дорог района давало им возможность широкого маневра.
Крупная группировка противника оказалась между Варшавой и Сандомиром. Войска фронта оставили се почти нетронутой. Уже на второй день прорыва фашисты стали давать о себе знать на правом фланге дивизии. Прорываясь, гитлеровцы дрались отчаянно. Их охватил страх, вызванный геббельсовской пропагандой, вопившей о том, что придут русские и не оставят от Германии и камня, а все население угонят в Сибирь.
В районе Бялочува на пути отступавшей фашистской механизированной колонны оказались медико- санитарный батальон и тыловые подразделения 149-й стрелковой дивизии. Огнем и гусеницами они были буквально стерты с лица земли. Противнику удалось занять город.
Командование корпуса приняло срочные меры. Наперерез прорвавшимся гитлеровцам были брошены усиленные батальоны от нашего и 828-го стрелкового Владимир-Волынского полков. Всю ночь шел бой за Бялочув.
Артиллеристы, расчеты противотанковых ружей жгли танки, штурмовые орудия, бронетранспортеры врага; минометчики, пулеметчики, стрелки уничтожали немецкую пехоту. Противник метался как загнанный зверь, искал выход из создавшегося положения, но везде натыкался на наш жесткий отпор.
От полного уничтожения врага спасла появившаяся в районе города Закжева новая фашистская механизированная группа. Для ее разгрома пришлось бросить часть находившихся в нашем распоряжении сил. Этим воспользовались окруженные гитлеровцы. Они сумели смять взвод противотанковых ружей и пулеметчиков на стыке двух батальонов. Однако вырваться удалось немногим.
Насколько трудно приходилось нам, можно судить хотя бы по численности противника. Только в бялочувской и закжевской группах прорывавшихся войск оказалось более 10 тысяч вооруженных гитлеровцев.
И не только страх толкал фашистов на отчаянное сопротивление. Надо сказать, что закат третьей империи видели еще далеко по все немцы, и даже тяжелая обстановка пока вносила мало поправок в характер действий гитлеровского солдата на поле боя. Он продолжал драться, как и раньше. Заметный подъем духа, судя по показаниям пленных, вызнала в немецкой армии наступательная операция в Арденнах. Фашистские солдаты и офицеры верили старательно раздуваемым пропагандой слухам, что после разгрома наших союзников германское командование бросит силы со всех фронтов против Советского Союза.
Полк почти не выходил из боя. Роты, батальоны, специально сформированные отряды постоянно были в движении. Сегодня они наносят удар в одном месте, завтра — в другом. Нужно было успеть пересечь фашистам пути отхода, расчленить, по частям ликвидировать или пленить. Дело это нелегкое. Части противника, повторяю, были прекрасно оснащены техникой и оружием, во главе их стояли опытные офицеры.
Войска противника передвигались в ночное время. В каждой из колонн имелись танки, самоходные орудия, минометы, хорошо вооруженная пехота. Одна из таких групп гитлеровцев прорвалась к месту расположения командного пункта полка. В это время здесь находился второй батальон и батарея 76-мм пушек. Встретили врага плотным огнем. Беспокоила мысль: 'Сил маловато, а с нами Знамя полка'. Майор Павлюк обернулся к начальнику штаба Н. С. Модину:
— Спасай Знамя. Отходи к резервному батальону. Мы тут управимся сами.
Офицеры, связисты, расчеты противотанковых ружей, стрелки уничтожали вражескую пехоту и танки. Атака врага была отбита.
828-й стрелковый Владимир-Волынский полк совместно с 418-м отдельным истребительно- противотанковым дивизионом в районе Доробна-Воля несколько часов подряд вели бой с вражеской механизированной группой. Не подоспей на помощь красовцам другие части дивизии, врага не то что разбить, трудно было бы остановить.
Борьбу с прорывавшимися группами противника вели не только наша и соседние дивизии, но и танкисты генерал-лейтенанта И. П. Корчагина. Нам не раз с ними приходилось совместно громить врага.
Фашисты яростно сопротивлялись, во многих местах контратаковали, однако сдержать напор не удавалось. Гитлеровцы хотя и не так быстро, как хотелось бы нам, но пятились назад, а в отдельных местах бежали, бросая технику и оружие. Бой, марш, снова бой — таким порядком мы продвигались к Одеру. Пригодные автомобили, мотоциклы, повозки командиры подразделений приспосабливали для переброски личного состава, подвоза боеприпасов, имущества, снаряжения.
В эти дни мне особенно запомнился марш в район Бошкува. Полк продвигался по раскисшим грунтовым дорогам: ртутный столбик прыгнул на плюсовую отметку, валил мокрый снег. Командование дивизии торопило. Машины буксовали на подъемах, застревали. Не раз недобрым словом пришлось вспомнить 'небесную канцелярию'. Прямо с марша вместе с другими частями в ночь на 28 января вступили в бой за город Кребень. Основная тяжесть борьбы легла на нас. Вторую половину ночи и утро 29 января батальоны при поддержке артиллерии штурмовали городские кварталы. Продвижение шло медленно.
