говором, красочной одеждой узбеков. Тридцать минут стоянки поезда — и мы снова в пути. Мимо проносятся населенные пункты, арыки, каналы с бегущей водой, хлопковые поля.
Но вот начались серые Коганские и Каршинские степи. Унылая картина. Землю здесь тогда не могли использовать из-за отсутствия влаги. Но пройдут годы, сюда проведут воду, и на этих обширных просторах зацветут сады, будет выращиваться хлопок. И край несказанно преобразится.
У станции Керкичи появились первые признаки пустыни Каракумы. Железная дорога повернула на восток и пошла вдоль Амударьи. Многоводная, своенравная река — основное водное богатство здешних мест. Без этой водной артерии превратились бы в пустыню тысячи гектаров прекрасных земель.
На исходе дня мы подъехали к Термезу — конечному пункту назначения. Стояла необычно холодная для этих мест погода — около двадцати градусов мороза. Старожилы говорили: такое бывает здесь в сотни лет раз. Пришлось переодеваться в теплую одежду. На попутной автомашине доехали до гарнизонной гостиницы.
Термез — центр Сурхандарьинской области, расположен на правом берегу Амударьи при впадении в нее Сурхандарьи. В восьми километрах находится старый город. По преданию, его разрушил Александр Македонский. Город в 1936 году объявлен государственным археологическим заповедником.
Новый Термез, если можно так назвать казармы красного кирпича дореволюционной кладки, — бывшая крепость, построенная в прошлом веке как опорный пункт на границе России. Строения и поныне хорошо сохранились. В казармах размещены войска гарнизона. Рядом небольшой, в основном одноэтажный, город. По обочинам проезжей части улиц — арыки, по ним пропускалась вода.
На следующий день представился своим начальникам. Приступил к знакомству с должностью. До этого моя служба сложилась так, что штабной работой занимался лишь в сорок третьем, когда временно был прикомандирован к оперативному отделению штаба дивизии. Дальше служба прошла на командных должностях. А здесь сразу же пришлось заниматься разработкой различных штабных документов. С некоторыми из них мне раньше сталкиваться не приходилось.
Помню, с группой офицеров мне поручили провести проверку подразделений. Добросовестно выполнили задачу. Сел я за проект приказа. Оказалось, не так-то просто подготовить его. Помогли опытные офицеры.
Словом, академия на все случаи знаний не дает. Нужно было учиться у жизни. Это я хорошо осознал с первых дней службы л части. Постепенно, как говорят, все становилось на свои места.
Хорошим подспорьем для меня послужил опыт начальников, офицеров штаба. Присматривался, как они работают, впитывал все положительное из их практики.
В войсках на нас, выпускников академий, командиры и товарищи по службе смотрели с уважением. Это и понятно. Мы имели самые свежие военные знания, новые взгляды на ведение боя. Для старших начальников были хорошими помощниками, своего рода 'справочниками' по многим вопросам.
В заботах не заметил, как пришла весна. В феврале в розовый цвет оделись урюк, миндаль, в белый — яблони и груши. Для нас, северян, быстрое обновление природы было неожиданным. К концу месяца температура поднялась до 20–25° выше нуля.
В марте уже ходили в летней форме. Дожди выпадали редко. Погода благоприятствовала полевой выучке личного состава. Старались в полной мере использовать это время года для проведения тактических занятий и учений.
К маю интенсивность полевых занятий снизилась: наступила жара свыше 40 градусов. А летом температура воздуха в тени здесь достигает 50 градусов, а иногда и больше. Установили особый распорядок дня. Занятия начинали раньше и кончали их поздно вечером, а в середине дня отводилось время для отдыха.
Закаляли воинов физически, проводили с ними разъяснительную работу. Учили соблюдать питьевой режим. Нелегкое это дело. Нужно иметь сильный характер, чтобы в палящий зной не потянуться к фляге.
Южная часть Узбекистана и Туркмении подвержена воздействию пыльных бурь, называемых по- местному афганцами. Песчаная гроза надвигается со стороны Афганистана. При ее подходе становится безветренно. Но вот туча закрывает горизонт. Наступает полумрак. В мгновение ока на округу обрушивается ветер, скорость которого достигает свыше двадцати метров в секунду. Он валит деревья, опрокидывает легкие строения. Однако главная опасность — лессовая пыль, которая пронизывает одежду, просачивается в помещения, как бы ни были плотно закрыты окна и двери.
Афганец бывает один-два раза в квартал. Длится, как правило, от одних до трех суток. После бури в квартире лежит пыль в сантиметр и более толщиной. Летом после афганца дня три стоит относительно прохладная погода. Когда жара становится невыносимой, люди даже ждут бури, которая должна принести с собой временную прохладу.
Трудно бывает людям, которые оказываются во время пыльной бури в пустыне. Помню, как в один из июльских дней она застигла нашу штабную колонну километрах в двухстах от гарнизона. Солнце померкло в серо-грязной пелене. Стало темно. Двигатели машин замолкли. Свист ветра да барабанный бой по стеклам крупных зерен песка слились в сплошной гул. Пыль забила носоглотку, лезла в глаза. Люди зачихали. Водитель с тревогой посмотрел на начальника штаба.
— Ничего, Вася, успокойся, — сказал тот. — Скоро пройдет афганец. Он захватил нас крылом. Часа на три, больше не протянет.
Полковник окинул нас взглядом и, качая головой, улыбнулся.
— Ну и видок у вас! И так хмурые, да еще чуть ли не на вершок пыли на лицах…
Ветер бушевал два с лишним часа. И так же быстро, как и начался, стих. Мы вышли из штабного автобуса. Местность не узнать. Где раньше были песчаные холмы, зияли лощины. Колеса машин оказались засыпанными по самые оси.
— Ого! — невольно вырвалось у меня.
— Удивляешься, Александр Терентьевич? — положил мне на плечо руку начальник штаба. — Стихия пустыни. Песчаная буря пострашней ваших сибирских. Там можно хоть как-то укрыться. Здесь намного трудней. Недавно книгу о Средней Азии читал: пустыня погребла в своем чреве не одну экспедицию.
Квартиру мы получили в двухэтажном доме. В основном в нем жили офицеры. Семьи молодые, было много детей. Мальчишки и девчонки не потеряли еще прошлогодний загар, и наш малыш выделялся среди них белизной тела. Но продолжалось это недолго. Вскоре он 'догнал' сверстников и стал загорелым, как все.
Офицерские семьи жили дружно. Отдаленность от родных мест сплачивала людей. Заботы одного становились заботами всех, радость и горе делили поровну. В такой атмосфере проходила служба в отдаленном гарнизоне. В понятие 'отдаленный' мы вкладывали иной смысл, чем это иногда бывает теперь. Сейчас некоторые службу несут в 100 километрах от Москвы и числят себя в 'отдаленном' гарнизоне.
В мае 1950 года у нас родился второй сын — Юрий. А в июне я получил отпуск. Решили с Полиной Дмитриевной провести его на месте: длинный путь мог сказаться на здоровье малыша. Хотя и здесь температура воздуха уже доходила до 40 градусов.
Привыкший не сидеть без дела, я и здесь нашел себе занятие: решил провести водопровод к дому. Ближайшая точка, откуда можно было взять воду, была в трех километрах. С помощью местной КЭЧ и военной комендатуры удалось осуществить замысел. Не прошло и месяца, как из колонки во дворе нашего дома побежала вода. Сколько было радости у взрослых, но особенно у детворы! Мальчишки и девчонки плескались в прохладной воде, искрящейся на солнце всеми цветами радуги.
В 1952 году после осенних итоговых учений под руководством командующего войсками округа генерал-полковника А. И. Радзиевского был получен приказ отобрать автомашины различной проходимости и преодолеть Каракумы с запада на восток. Расстояние свыше 600 километров, на первый взгляд, не так уж и велико. Но ведь это пустыня — сыпучие пески.
Тронулись в путь. С первых десятков километров пустыня дала себя знать. Воздух обжигал лица, пыль разъедала глаза, перегревались двигатели машин. Бывали дни, в течение которых мы проходили всего несколько десятков километров, но были и такие, когда мы вырывались на такыр и преодолевали свыше полутора сотен и больше.
Этот марш запомнился мне надолго. Не буду подробно описывать его. Отмечу лишь одно: когда
