залитое солнцем шоссе, летящее под колеса...
И море. В тот день они не вылезали из него до вечера, и Гуннар шутил, что в прошлой жизни он и она были рыбами, на худой конец – креветками. Он сказал, что впервые в жизни счастлив по-настоящему. А на следующий день во время тренировки он сорвался с трапеции.
– Он будет жить, – почти равнодушно, с каким-то чудовищным спокойствием говорила тогда Рите мать Гуннара, в прошлом известная цирковая артистка. – Но он никогда не сможет даже поднять голову... Уж лучше бы он сразу...
– Зачем вы так говорите?! А речь... Разговаривать он может?
– Да. Врачи обещали, что разговаривать он будет... Тебе я хочу сказать: лучше уходи сейчас. Не приходи к нему больше. Я сама все объясню Гуннару. Он сильный, он тебя любит и поймет. А ты... Ты все равно не сможешь с ним жить. Ты молодая, здоровая, красивая... Уходи, я прошу тебя. Так будет лучше и честнее.
И она ушла.
Сперва к местным профессорам, однако те лишь разводили руками. Затем в Москву. Встречалась с Валентином Дикулем, перенесшим аналогичную травму. Но выяснилось, что все не так просто... Правда, один шанс из ста был – в одной английской клинике делали сложнейшие операции по частичному восстановлению двигательной способности. Успеха никто не гарантировал, а стоила эта операция...
– У нас никогда не было таких денег, – покачала головой мать Гуннара. – Даже если мы продадим квартиру и все остальное, их все равно не хватит. К тому же результат непредсказуем – я консультировалась, в Европе всего два года назад стали делать такие операции.
– Я заработаю эти деньги!
– Как? Что ты умеешь делать? – У бывшей гимнастки дрогнули уголки губ. – Не говори глупостей...
И действительно, что она умела, большую часть свободного времени проводя в тире? Правда, она окончила фармацевтический техникум...
– Девушка, вы интересовались высокооплачиваемой работой? – услышала она через пару недель в телефонной трубке заветный вопрос. – Вам следует послезавтра взять билет до Калининграда, там вас встретят...
В Калининграде она познакомилась с человеком, которого называли Кельтом. Он занимался вербовкой добровольцев в «горячие точки» и имел на этом неплохой бизнес. Так она оказалась в Чечне, о которой так не любила теперь вспоминать. А вот сейчас оказалась здесь.
Кто, в самом деле, обратит внимание на хрупкую светловолосую женщину? Правда, в руках у нее приличных размеров футляр...
«Девушка, это у вас контрабас? – Нет, гитара. – Вы даете концерты или поете у костра? – Только в узком кругу, для избранных. – И что же вы поете? – По обстоятельствам. – Ну например? – Окуджаву, кантри, свои сочинения. – О-о, как интересно. А мне споете? – С удовольствием, но как-нибудь в другой раз...» Такие вот примерно диалоги происходили иногда с праздношатающимися гражданами.
Угадать, что таилось в чреве гитары, по ее виду было невозможно – ее изготовили мастерски, на заказ. Правда, если взять ее в руки, ощущалась необычная тяжесть. Но Рита никому не позволяла притрагиваться к инструменту.
Лес привычен ей с детства. Волосы были спрятаны под косынку-бандану защитного цвета. Камуфляж, резиновые сапоги – теперь она была неузнаваема...
...Кто он такой, в сущности, этот Кляров? Торгаш. Ему все равно, кому сбыть оружие – что чеченам, что прибалтам. Вот она никогда бы не стала продавать оружие, чтобы потом стреляли в своих!
Но к делу... Снять этого дятла несложно, главное – успеть уйти.
И она успела. Вечером жесткий, прочный футляр с гитарой (тоже сделанный на заказ) был сдан в камеру хранения, откуда его должен забрать посыльный, приданный Рите в помощь господином Клименко. Сама же Рита спокойно отправилась на станцию. На ней снова был легкий белый плащ, а светлые короткие волосы аккуратно уложены, она присела на скамейку – спешить было некуда... И задремала на вечернем солнце, ожидая на скамейке прибытия поезда.
Побег в стиле прикладного двоеборья
(Игорь Зимин)
Минаев оказался пунктуальным мерзавцем – вернулся ровно через полчаса. Татуированного парня забрали из камеры минут за десять до его возвращения.
– Чем займемся, Зимин? – вежливо осведомился Минаев. За его спиной стояли двое мощных мордоворотов в штатском, поэтому держался майор уверенно.
– Все, Минаев, – махнул рукой я. – Из твоего капкана не вырваться, сдаюсь.
– Разумно. Что ж, каждый может оказаться в плену, ничего позорного в этом нет... – Минаева потянуло на пространные рассуждения.
– Дело из прокуратуры заберешь?
– Вот ты как... Я подумаю, – покачал головой Минаев.
– Я привык говорить по существу! – Кажется, мне удалось взять инициативу в свои руки. – Мне сидеть за подброшенную тобой наркоту радости нет!
– Наглый ты мужик, Зимин, – вяло произнес майор. – Ну продолжай, я слушаю...
– Так вот, помогу я тебе девку найти... Но с прокуратурой вопрос надо будет утрясти.
– Ты, я смотрю, стал мыслить в нужном направлении. Это похвально... И что же, не жалко тебе теперь Татьяну Андреевну Степнову?
– Ха, жалко... Скажешь тоже. Чтобы я из-за какой-то шалавы срок мотал? Да и потом, вы же меня вообще пристрелить можете. Раз на меня наркоту навесили, то сделать из меня жмурика для вас без проблем...
– Правильно понимаешь. Можно даже прямо сейчас. – Тут Минаев улыбнулся.
– Ну вот! А я еще молодой, мне в жмуры рано. И с историей, которую мне выдала Татьяна, я поначалу просто не сориентировался, думал: так, бытовые разборки местного уровня. Я и познакомился-то с ней случайно!
– Как и где?
– На шоссе она голосовала, а я из Москвы возвращался. Я ее и прихватил для компании. Ну, слово за слово, разговорились... Она что-то плела про семейные проблемы, про папу, маму, негде переночевать... Короче, пригласил ее к себе. Ну, привез на квартиру, там то да се... Чего-то она еще говорила, но мне же было не до разговоров, дружить хотелось. К утру я всю эту ерунду выкинул из головы. А тут ваши нагрянули. Да еще с тухлыми «ксивами». Что мне оставалось делать? Я тогда подумал, они валить меня собрались...
– Складно врешь... Ну ладно, Зимин, не очень-то я в твое раскаяние запоздалое поверил. Поэтому говорю открытым текстом: нагадил ты нам основательно. Одного бойца у Логуна завалил напрочь, двоих ранил... Мы тебя можем и по этому эпизоду раскрутить, лет двадцать оттянешь как миленький!
– Не может быть, чтобы я кого-то завалил! Я же бил по ногам и видел – все живехоньки, хоть и не совсем здоровы... Не гони туфту, майор, я все помню.
– А один по дороге в больницу кровью изошел, ты ему какую-то аорту пробил!
Неужели не врет майор? Мне стало не по себе. Все же буду стоять на своем – стрелял в ноги-руки, насчет трупа майор скорее всего приврал.
– Ну ладно, не будем отвлекаться. Значит, так. Сначала мы с Татьяной поехали к ее знакомым, у которых она пробыла минут пятнадцать-двадцать. Это здесь, на улице Гая. Потом заехали к Будунчуку, а потом я ее отвез на платформу к электричке, и куда она поехала – не знаю. Обронила вскользь, что к старому знакомому отца, Ибрагимом его зовут. Дом ее знакомых могу хоть сейчас показать, а где сама Татьяна – не знаю.
– А если нет там никаких знакомых, может, она тебе голову морочила?
– Нет, были знакомые, это точно, она еще у них сумку оставила.
– Какую сумку?
– Ну какую... Обычную, из синтетики, синюю с белой надписью «Адидас», такие носят на ремне через плечо. Небольшая, но, судя по весу, там не только тряпки. Вроде как книги, что ли...
– Ты что, смотрел?
