заставляла его медленно оседать. Через несколько секунд плита закрыла лаз, и все звуки смолкли. Работая локтями, археолог полз вперед. Проход был узкий, но вполне достаточный для человека. Эгейцу пришлось бы куда хуже: он бы непременно ободрал все бока, протискиваясь по галерее. Через несколько минут (или часов) Атлантида уперся в монолит, нажал и…
Вывалился наружу. Свет падал какими-то полосами. Пахло рыбой и пивом. Не сразу археолог сообразил, что лежит рядом со скамьей, на которой восседали боги. Крайний, Вта — или почудилось? — насмешливо кривил губы, насмехаясь над незадачливым человечком.
— Ну, как? — спросил Дерпфельд. — Каковы успехи?
— Кресло я угробил.
— Что там было?
— Ловушка для непрошеного гостя. В каждой гробнице есть такая. Логично: грабитель начнет с крайней статуи. Посвященный обнимет нужного бога.
Однако такая мелочь не могла остановить профессора Рассольникова. Пусть Вта устроил ловушку, тогда следующий, безымянный, с волкоподобной головой и огромными рогами непременно будет более любезен. Надо лишь молитвенно обнять его колени. Несколько глотков пива, и… новый эксперимент.
В этот раз открылась комнатка, похожая на погребальную камеру. Посреди, оставляя по краям проходы не более полуметра, громоздился саркофаг с полукруглой полированной крышкой. Камень напоминал гранит и блестел в свете фонаря. Наверняка саркофаг был неподъемен.
Профессор Рассольников радостно потер руки. Занятное зрелище со стороны: человек заточен в таинственной скале, опасность нависла над ним, как каменный потолок, своей многотонностью, а он, глупый, хохочет от восторга… Он нашел… неведомо что…
Вот именно, что же это такое? Археолог огляделся. Луч фонарика заскользил по каменным стенам. Скорее всего, какое-то древнее захоронение. Примитивные рельефы на стенах хранили следы краски — и краски, добытой из почвы. Вот красная охра. А эта желтая похожа на ту, что называют сиеной… Вот какой- то эгеец — еще в обличье сухопутном, коротконогий и с человекоподобными руками — правда, длиннопалый, — лежит на плоском камне, свесив руки и ноги и откинув голову. Лучи светила падают на него сверху, и каждый луч, будто щедрая рука бога, подносит к носу и губам эгейца свой дар — уже знакомые восьмилистники. Символы жизни.
Атлантида отвернулся от рельефа и принялся оглядывать каменный саркофаг. Что это саркофаг, археолог решил сразу. Форма уж больно универсальная. Как форма ванны. Бронзовая ванна, найденная в Помпеях, была почти такой же, как современная. Все прочее — лишенные функционального смысла ухищрения. Так и саркофаг. Ведь это прежде всего функциональная вещь, а все остальное — желание поразить воображение — людей ли, богов ли — неважно…
Археолог погладил массивную крышку. Руками ее не поднять. И с помощью кресла-антиграва такую махину не сдвинешь — не рассчитано кресло на подобные тяжести. Впрочем, кресло у них осталось одно на двоих. И антигравитационных поясов и тросов с собой нет… Ничего нет. Есть лишь резак. А почему бы и нет? И, кстати — почему они кричат о безвыходности? Этим резаком можно вскрыть что угодно. Можно вырезать входную дверь и вырваться на свободу… Лишь бы знать, где крушить стену. Но ведь они знают.
Атлантида захохотал…
— Что с тобой? — Дерпфельд направил луч фонарика ему в лицо.
— Как ты думаешь? Что там, внутри? Сокровища? Книги? Или ограбленный труп? — спросил Платон, обходя находку в третий или в четвертый раз. По наружной стене саркофага шли какие-то надписи и рельефы. Но некогда было их разбирать. Кто бы мог подумать, что «горячая точка»[6] может оказаться в этой скале?
— Ограбленный труп, — отвечал Дерпфельд — он был реалистом.
Платон притащил и настроил резак. Где лучше вскрывать? Там, где саркофаг шире? Или там, где уже? Ладно, что тут долго думать: где сужается, и начнем. Современный клей без швов скрепит крышку. Все равно массивные предметы не в чести у музеев, слишком дорога транспортировка по Галактике — им подавай то, что может уместиться в чемоданчике и одновременно поразить воображение. Вот если бы…
И Платон отделил часть крышки. Отложив резак, он схватил фонарик и осветил внутренности… Поначалу в глазах его мелькнуло изумление… потом… Он запустил руку внутрь и… Извлек наружу форменный комбинезон. Да, да, обычный комбинезон, какие обычно носят военные астронавты. Не слишком больших размеров — взрослый эгеец вряд ли в него залезет. Только ребенок. Даже учитывая теорию подобия культур, такое изумительное совпадение — слишком невероятно. Платон оглядел находку. На рукаве сверкала голограмма Лиги Миров и ниже еще одна: Космический линкор «ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ».
Дерпфельд стал хохотать. Он так хохотал, что рухнул на обезображенный саркофаг и дрыгал ногами, он визжал, как эгеец, и под конец совершенно обессилел. Профессор отложил комбинезон в сторону и стал шарить внутри. Нашел ботинки — тоже невеликого размера и тоже армейские. За ботинками пошли какие-то мелочи: пакетик от конфет, вечная ручка, у которой кончились чернила, футляр электронной записной книжки. И все. Потому как дальше рука Платона не пролезала.
Разозлившись, он разрезал крышку на маленькие дольки и снял одну дольку за другой. Нашел бластер системы «Фараон» и длиннющее жемчужное ожерелье. Причем, черные и розовые жемчужины чередовались. Такое ожерелье на аукционе Галакт-Кристи стоит целое срстояние. Не долго думая, Платон хотел сунуть его в карман.
Но Дерпфельд остановил.
— По-моему, у этого ожерелья есть хозяин.
— А нет такого закона, по которому я могу ожерелье забрать?
— Нет…
Профессор не стал спорить, положил ожерелье назад в саркофаг, мысленно пообещав больше никогда не отправляться на раскопки вместе с копом.
Луч фонарика вновь пробежал по рельефам. Сколько им лет? Ясно, что они относятся к тем временам, когда эгейцы еще ходили по суше. Но ведь та, первая история Эгеиды, тоже насчитывает не одну тысячу лет.
А теперь стоит проверить, какие тайны хранят другие боги.
Археолог вернулся в первую комнатку и обнял колени третьего бога. И тут же стена, у которой эту ночь спала Имма, поехала в сторону. Открылась новая галерея. В конце ее сверкал прямоугольник света. Наступил новый день. Десяток шагов, и пленники замерли у обрыва. Далеко внизу мерно катил волны Океан, не замечая священную черную скалу.
— Хватаем стульчак и спускаемся вниз, — предложил Дерпфельд.
— И далеко мы улетим на одном стульчаке? — пожал плечами Платон. — Имма советовала переждать нам здесь пару дней. Вот и переждем. Эгейцы считают нас погибшими. Мы в безопасности. Сегодня или завтра Имма вернется с помощью.
— Ты слишком доверяешь женщинам. Она заперла нас в этой черной ловушке…
— Она — член экипажа «Елены Прекрасной». Она — человек. И будет помогать нам.
— Значит, ты решил ждать здесь два дня?
— Все равно на одном-единственном кресле далеко не улетим. А добираться вплавь до Северного Архипелага или до базы Брегена мне что-то не улыбается. Особенно после того, как я видел челюсти броненосца, вспоровшие спину Стато.
Доводы профессора оказались более чем убедительными. Дерпфельд выругался, и выругался цветисто, однако вернулся в нору к богам. Уселись завтракать.
И тут среди кусочков сушеной рыбы они обнаружили белую личинку инфоголографа. Платон нажал кнопку. И зазвучал голос Иммы, и возникла голограмма. Инфоголограф был дешевенький и старый, голограмма то появлялась, то исчезала.
Думаю, вы обо всем догадались. И то, что я — человек. И то — что спаслась с корабля. Я прячусь на этой планете десять лет… Десять лет… Мне повезло… То есть, я заставляю себя так думать, хотя порой. хочется выть, как броненосцы на луну. Слышали, как воют броненосцы? Мороз по коже… Океан спокойный, две луны в небе, и со всех сторон — вой. Я отправляюсь на берег и вою вместе с ними. Помогает.
