Я бы могла добежать до воды. Я бы успела. Но что мне делать в море одной, без Крто? И куда плыть? Придется остаться на острове на ночлег. Нет, ни за что! Надо как-то пробраться мимо крабов… Построить мост? Накидать камней? Я обошла развалины виллы. Сооружение это так и не было достроено еще в те дни, когда материки Эгеида были местом для постоянного житья, а не временным пристанищем для секса и деторождения. Стены виллы со временем срослись в одно целое с серо-коричневыми скалами. Я остановилась возле обломка трубы. Серая толстостенная труба предназначалась для подачи воды, а теперь, полуразрушенная, служила жилищем сотням крабов.
Догадка шевельнулась. То ли голограмма из учебника, то ли какой-то исторический боевик. Когда еще и антигравитации не было…
— Крто, ты можешь катить эту трубу перед собой?
— Зачем?
— Передавим ею крабов и пройдем к воде.
— Ты умница… Признателен…
Эгейцы не умеют плакать. Они пищат, когда испытывают слишком сильные эмоции. Эмоции, которые невозможно скрыть. Когда невыносимо. Когда предельно. Счастье ли, гнев или ужас… все равно — невыносимо. И Крто в тот момент тоже пискнул. Он легко вскинул щупальцами обломок трубы и швырнул вперед. Труба покатилась. Десяток крабов, неосторожно попавшиеся под каток, были тут же расплющены, о галечник или впечатаны в песок. А из трубы сыпались мелкие красные крабы и разбегались в разные стороны. Я рассмеялась — забавно было смотреть, как неуклюже, но необыкновенно быстро они ковыляют по песку. Но если они удирают с такой прытью, то и вернуться могут.
— Трубу надо катить быстро, — предупредила я.
— Не забудь свой хвост… — напомнил он.
О, его способность даже в самых отчаянных ситуациях заботиться о мелочах. В будущем она помогла ему продвинуться. Тогда же меня вдруг разозлила его мелкая расчетливость, его предусмотрительность, которой я не могла не следовать, но которая меня почему-то унижала. Я подобрала изрядно потрепанный чехол-хвост и, зажав его под мышкою, побежала вслед за Крто по расчищенной им дороге. Я подумала: а вдруг меня кто-то увидит здесь, на берегу? Да плевать… Они останутся здесь, на Диких островах… А меня ждут острова Блаженства. Я обернулась и погрозила пустынному побережью Волка кулаком. К счастью, никто из людей не мог видеть, как унизительно, нелепо и смешно одновременно я сейчас выгляжу. Клянусь, я так и подумала — к счастью… А уж потом осознала, как кощунственно это звучит — пусть только в мыслях… Все равно. «К счастью, друзья мои умерли»… Хотя мы и не были друзьями… Но я их любила, клянусь…
Поначалу все шло неплохо. Труба трамбовала дорогу к воде. А самых наглых и дерзких крабиков я расстреливала из бластера и находила в этом даже некоторое удовольствие — настроение было подходящее. Но потом эгеец выдохся, труба катилась все медленнее. А как только Крто остановился передохнутъ, крабики кинулись в атаку. Луч бластера метался из стороны в сторону, чаще спекая песок в белые сосульки, чем поражая нападающих. Пять или шесть тварей впились эгейцу в бок. Боль подхлестнула Крто, и он вновь покатил свою трубу, двумя свободными щупальцами отрывая впившихся в кожу тварей. Я бежала следом и стреляла. Уже не для самообороны, а для самоуспокоения, — глупо, конечно, было так расходовать единственную батарею, добытую с таким трудом, но я не умела в критических ситуациях рассчитывать с присущей Крто педантичностью.
Когда мы, наконец, достигли воды, бока Крто кровоточили от укусов. Кровь в воде опасна. Запах ее привлекает псевдоакул и броненосцев за много километров. Броненосцы… Как-то я видела тело эгейца, которого притащили на остров после того, как его клювом разделал броненосец. Вместо груди у бедняги зияла кровавая воронка… Впрочем, тогда я точно не знала, какую опасность представляют эти твари. Здоровый и сильный эгеец может ускользнуть от них. Но раненый, да с двуногой тварью на буксире — беззащитен. (Мне доставляло странное удовольствие думать о себе так презрительно), не ускользнет даже от самого слабого хищника. Вся надежда была на то, что возле острова Волка хищников нет — все они перекочевали к диким островам — к Дальнему и Серебристому — туда, где высадились стада, и где каждый день и каждую ночь кипят нешуточные битвы, откуда слабаки спасаются бегством, а трупы задавленных детенышей течение уносит в Океан. Там добыча легка, жирна и встречается часто. Слишком часто, чтобы поджидать неведомо кого возле пустынных рифов Волка.
Расчет наш оказался верен. Хищники нами не интересовались. Если не считать какого-то наглого акуленка, который рискнул увязаться следом, но исчез после первого же выстрела. Тогда-то Крто и сказал мне, что моя пальба практически оставила нас безоружными. Если бы акуленок не ретировался так поспешно, то получил бы легкую и жирную добычу. Легкая добыча — это я. В весовом и во всех прочих смыслах. Ну и жирная — Крто… впрочем, он признался, что мог попытаться ударить акуленка ножом — у него был самодельный нож. Однако шансы на победу в таком сражении псевдоакулы и эгейца невелики.
И все же мы достигли островов Блаженства. И — странно — пропуск, выданный жуликом Пло, оказался подлинным, и мы были допущены к жизни и охране этого заповедника тихой и приятной жизни. Крто пришел в восторг при виде этих крошечных домиков и многочисленных бассейнов. Мне они тоже показались весьма приличными после нашего дикого существования на Дальнем. Но разве могли эти убогие строеньица сравниться со столицей Марса, великолепным Градивом?[7]
Гон вскоре закончился. На Эгеиде воцарилось спокойствие. Эгейцы вновь превратились в благодушных мирных существ, потерявших всякий интерес к самкам до следующего года и следующего гона.
Первое поручение стражам — Крто был зачислен в сержанты, а я — рядовым, было посещение острова Волка. До острова мы летели на глайдере охраны, а потом вокруг острова скользили над Океаном в новеньких креслах-антигравах, чувствуя себя почти всемогущими. Пятнадцать эгейцев-работяг тянули на прочных тросах плывущую по волнам тяжелую баржу. Сильная волна ее перевернула, она пошла ко дну вместе с эгейцами, прикованными к ней намертво, и стражам пришлось со дна доставать трупы.
Остров был пустынен. Стражи со своими самками покинули его. К берегу прибивало лишь трупы самцов, убитых во время гона, и крошечные трупики подростков-эгейцев, задавленных и растерзанных самцами стада. Столь грозные недавно, самцы ныне тихи и незлобивы, и разбившись на десятки и сотни, возвращаются на шахты Брегена ишачить на старом шельфе, где будут погибать десятками каждый день из-за слишком большой глубины. Но более тихого и более безответного стада трудно сыскать.
Стражи летали над островом и собирали растерзанные, уже начавшие разлагаться трупы.
— Это внуки старухи Скко, — сказал Крто, зависая над двумя распростертыми на гальке телами. Они напоминали два темных куля, набитых чем-то мягким. — Надо будет сообщить старухе. А то тела заберут на утилизацию, и никто не узнает, что они погибли. А старухе причитается по десять кредитов за каждого.
— Почему ты не дал ей денег? — спросила я зло.
— Я предлагал ей спрятать ребят. Место надежное. Только я его знал. Да еще Стато. Но Стато не тронул бы детенышей. Он — страж. Все годы она бы укрывала их там до времени взросления.
— Как я поняла, прятаться в склепе унизительно…
— Я сам прятался в этом убежище все детские годы. Моя мать попала в гарем на острова Блаженства. А меня оставила на Дальнем. Я отыскал это место в скале. Разумеется, я никому не говорил о том, где скрываюсь во время гона. Никому, кроме своего друга Стато. Мы прятались вместе. Ты же знаешь Стато. Он до сих пор держится за мой хвост…
— Почему ты не сказал ей об этом?
— Чтоб весь остров узнал? Чтобы меня презирали и кликали трупоедом? Меня бы тут же выперли из стражей. Упрямая старуха сама погубила внуков.
— Но у тебя были деньги. Эти дети могли бы жить!
— Тогда мне не хватило бы на взятку архонту Пло. И мы бы погибли. Оба. А эти ребята — на следующий год. Потому что гон повторится не раз и не два, пока они вырастут…
— Они уже не вырастут, Крто…
— За что ты злишься на меня? А? Хочешь, чтобы я исправил жизнь Эгеиды? Это не в моей власти. Так
