— Я покинул славный Дар ас-Салам[94] и отправился в хаджж[95], как велит ислам. По воле Аллаха завершили мы все обряды и телесную сладость снова вкусить были рады[96]. А когда возвращаться наступила пора, настигла нас летняя, жара, и заставил меня беспощадный зной искать защиты над головой. Я сидел с друзьями под покровом палатки, и наша беседа текла остроумно и сладко. А жара между тем разгоралась, и в камнях раскаленных слепли от солнца хамелеоны. Вдруг перед нами оказался старик — дряхлый, еле бредущий, а рядом с ним — юноша цветущий. С тонким приветствием старик обратился к нам, словно к старым друзьям. А мы внимали и восхищались, как с ожерелья его речей жемчужины рассыпались. Но удивлялись, что он посмел свой обильный поток пролить — ведь дорогу его потоку мы еще не успели открыть. Наконец мы спросили:
— Кто ты, старик? И как ты сюда без разрешенья проник?
И ответил он:
— Я — проситель, нужда — мой гонитель, мой жалкий вид — за меня поручитель, ваша помощь — мой избавитель! А что же до моего вторжения, которое вызвало ваши сомнения, то оно не заслуживает удивления, ибо щедрость таит в себе притяжение!
Мы спросили его:
— Как сюда отыскал ты путь? Тебе указал его кто-нибудь?
Он ответил:
— У щедрости есть аромат, влекущий людей в ее благовонный сад. Указало дорогу мне ваше благоухание к сиянию вашего благодеяния, и направил стопы мои к вам добродетели вашей струящийся фимиам!
Тут мы захотели узнать, какую помощь можем ему оказать. Он сказал:
— Желанье мое сейчас вам открою, а вот у сына есть желанье другое.
Оба желания исполнить мы были готовы и к старику обратились снова:
— Ты старший — тебе и первое слово!
Он сказал:
— Это верно, клянусь Аллахом, земли и неба творцом! — Встрепенулся и стал говорить стихи, повернувшись к нам вдохновенным лицом:
Сказали мы:
— Эти стихи нам открыли твои страданья и разъяснили твое желанье. Мы достанем тебе верблюдицу и доставим тебя домой. А что у нас сын попросит твой?
Старик приказал:
— Говори, сынок, нам не к лицу немота. Пусть Аллах не наложит печать на твои уста!
Юноша вышел вперед — будто воин ринулся в бой — и в ход пустил, словно меч, язык отточенный свой. И прочел стихи:
