Сказал аль-Харис ибн Хаммам:
— Я вслух прочел, что Абу Зейд написал, — пусть простит его тот, кто порицал. Подивились все остроумью его, но сказали: «Избавь нас, Аллах, от него!..»
И пустились мы в путь — искать удачи…
Кого-то теперь Абу Зейд дурачит?
Куфийская макама
Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Как-то вечером в Куфе[37] у нас собралась компания — те, что вскормлены с детства молоком красноречья и знания. Растянулся над нами плащ темноты на подкладке из лунного света, и звезды висели на нем, как серебряные амулеты. Но ярче сверкали звезды речей, что в нашей беседе спешили зажечься, — речи такие в памяти надо беречь, от них не нужно беречься; это речи, к которым люди склоняются, а не те, от которых они уклоняются.
Так в разговорах ночь протекала без сна, пока не зашла луна. Мрак раскинул над миром черный шатер, на глаза покрывало дремы простер. И вдруг мы за дверью услышали тихий звук, словно лай приглушенный[38], и чей-то настойчивый стук. Мы спросили:
— Кто у дверей? О пришелец ночной! Откликнись скорей!
И пришелец ответил:
Сказал аль-Харис ибн Хаммам:
— Мы пленились красноречием гостя, зашедшего к нам ненароком, и поняли: вслед за этой молнией ливень польется потоком. Мы дверь поспешно растворили во тьму:
— Добро пожаловать! — сказали ему. И слуге закричали:
— Не зевай! Все, что есть съестного, скорей подавай!
Гость сказал:
— Клянусь милосердным[39], кто вывел меня на верный путь, — к яствам руку я не решусь протянуть, пока не уверюсь, что трапезой вас не отяготил, за стол насильно не посадил. Ведь часто пища приносит вред, коль в еде и питье потребности нет. Если поздний гость принуждает хозяина есть, от такого гостя мучений не счесть, и особенно отвратителен тот, чей приход хозяина к болезни ведет! Ведь недаром пословица гласит (та, что зрение людям беречь велит): «Когда не хочешь слепым оказаться, от ночной еды спеши отказаться, разве что голод тебя истомит и сладостный сон от тебя убежит».
Говорит рассказчик:
— Наши мысли он словно бы прочитал, в сердце наших желаний стрелою из лука попал, и мы восхвалили его за добрый нрав, просьбу выполнить свято пообещав. Слуга притащил, что собрать он наскоро мог, и перед нами светильник зажег. Тут я Абу Зейда в пришельце ночном узнал и моим собеседникам сразу сказал:
— На гостя нам повезло, друзья, упустить такую добычу нельзя! Если ночное погасло светило, то светило поэзии дом озарило. Если луна небесная скрылась, то луна красноречия пред нами явилась!
И мои друзья воспрянули духом тотчас, покрывало дремоты поспешно стряхнули с глаз, и вновь раздули веселья погасший костер, и вновь развернули остроумных шуток ковер.
А руки нашего гостя проворно летали от блюда к блюду, слуга едва успевал убирать пустую посуду. Когда Абу Зейд насытился, я сказал ему:
— Подари нам скорей какую-нибудь диковину из дивных твоих речей.
Он ответил:
— Столько я дивного повидал, что самым зорким не снилось; о таких напастях, что я испытал, ни в каких историях не говорилось. Но дело самое удивительное этой ночью со мною случилось.
Мы попросили рассказать, что за диво ему довелось увидать. И услышали:
— Дальних странствий стрела в эту землю случайно меня занесла. Жалкий, голодный, я был от близких далек, и, как сердце матери Мусы, пустым[40] был мой кошелек. Я устал, измучился, но, когда опустилась тьма, я решил обойти чужие дома: авось меня кто-нибудь приютит, авось хоть лепешкой угостит.
Но судьба неожиданностей полна, матерью случая недаром зовется она. Голод, словно погонщик, гнал меня местностью незнакомой, пока не остановил у дверей какого-то дома. Желая души хозяев привлечь, я сказал для них такую речь:
