пожарных стали тушить пожар своими средствами.
На арене идет программа. Зрители не подозревают о переполохе. Режиссер, боясь перерыва в представлении и могущей возникнуть паники, крикнул отца, чтобы он одевался, так как через номер наше антре. Отец быстро оделся, наспех загримировался, и мы вышли.
Мы провели наше антре, как обычно, гладко. Только после выстрела я увидел, что давший револьвер офицер схватился за голову и сорвался со своего места. Мы вернулись в уборную, начали уже разгримировываться, как вдруг вбегает офицер, бросается ко мне, кричит: «ты жив!.. ты жив!..» и начинает целовать меня. Отец как бы прирос к месту, глаза у него стали просто страшными, он только сейчас вспомнил, что забыл в суматохе разрядить револьвер и стрелял в меня боевыми пулями. Офицер же по звуку понял, что выстрел не холостой. Меня спасло только то, что отец стрелял вверх.
В уборной столпились артисты, все волнуются, судят и рядят, как это случилось, что ни я, и никто из публики не пострадал. После представления пошли искать пулю. Нашли ее в доске над головами стоявшей на галерке публики. На отца этот случай очень подействовал. Он долго ходил расстроенный и не делал ни одного антре с выстрелами. Отнял у нас свое оружие и порох (этим раньше ведал я), купил шкатулку с ключом и на ней написал крупными буквами: «проверь патроны и револьвер». Ключ взял себе и никогда нам его не давал.
После масленицы сборы упали. Город был полон пьяных. Повсюду слышны были звуки гармоники, пьяные песни. Мы с отцом ездили в Чулково смотреть, как по главной улице катаются в разукрашенных розвальнях и на тройках. Тут же пьют водку, закусывают. На одних розвальнях был даже поставлен стол, а на столе самовар и два подгулявших купчика с гармонией ехали и распивали чай, вызывая смех и шутки прохожих. Купец Аршинов пригласил нас с директором на блины. Мы поражались, как могли они съесть такую уйму горячего теста. Народу было очень много. И народ этот не ел, а просто жрал. Услужающие не успевали обносить гостей блинами.
Так гуляло в те времена сытое купечество.
Ходили мы смотреть кулачные бои между городскими и чулковскими. Принимали участие в боях и жители Косой горы, в большинстве фабричные. Все сходились на реку к Чулкову и шли друг на друга стена стеной. Начинали бои мальчишки, а кончали седобородые старики. Дрались и бились до тех пор, пока кто- нибудь из противников не падал. Лежачего уже не трогали. Бывали во время этих драк и смертные случаи. Полиция делала вид, что разгоняет дерущихся: ей хорошо платили, и она смотрела на такие вещи сквозь пальцы.
В первый понедельник после масленицы цирк не играл. Мы ходили на базар, куда съезжались с окрестных сел и деревень с капустой всех сортов, огурцами, грибами. Жители запасались постной пищей на все семь недель. Собирались замаливать грехи, а к вечеру весь базар был пьян, и разъезжались крестьяне с песнями, несмотря на уже начавшийся пост.
Целую неделю цирк не работал, и артисты жалованья не получали. Хочешь, не хочешь, а поневоле будешь соблюдать пост. Утром по привычке репетировали, затем после четырех часов шли обедать, а там засаживались за лото до двенадцати часов ночи. Лото устраивали по очереди, у семейных артистов; ставили, кто какое мог угощение, и за лото обсуждали цирковые дела и судачили.
На второй неделе начали играть. Сборы были жуткие: десять-пятнадцать рублей в вечер. Город как будто вымер, даже на улицах народу было меньше обыкновенного. Изако решил пригласить чемпионат, но борцы стали делать сборы только, когда выступил местный борец тульчанин Аксенов. Он был громадного роста, тяжеловес. Борцы приглашены были на проценты со сбора. Чемпионат забирал львиную долю. Труппе оставалось в итоге немного.
На последней неделе поста цирк выехал в Калугу. В Калуге мы наняли маленькую квартирку недалеко от цирка. Отец записывает: «Город хотя и небольшой, но довольно грязный и вполне истинно-русского типа. На всем отпечаток Иоанна Грозного «Каждый день хожу обозревать по разным направлениям город Калугу и с каждым днем убеждаюсь воочию, что вряд ли еще наши дети доживут увидеть хоть намек на вступление на путь прогресса… про который так усиленно кричат все слои. Долго еще придется ждать, пока очистимся от вековой засосавшей нас грязи в губернских городах, а уже про уездные и говорить можно только — очистится, когда рак свистнет».
Цирк начал играть на второй день пасхи. Сборы всю неделю были хорошие, и дела наши поправились, затем сборы сразу упали, и мы, что называется, «форменно горели». Способствовал нашему прогару и рядом стоявший городской театр, где успешно гастролировала украинская труппа Льва Сабинина.
После недели работы Изако разделил труппу на две части. Мы остались в Калуге, а другая часть артистов уехала в Вологду. Наш бенефис материально прошел неважно. На нем произошел следующий инцидент.
Княгине Горчаковой не понравилось наше антре «Колодец» Я тону, меня хоронят, а отец плачет надо мной и брызгает на меня метелкой. Княгиня нашла, что это насмешка над православным обрядом. Отец поехал к ней объясняться, и ему казалось, что все улажено. Оказалось, что в это дело вмешалась полиция. Отец записывает: «Пришлось ехать к полицмейстеру. Он даже не удостоил меня своим приемом. Пришлось объясняться с помощником Мне было объявлено, что протоколу будет дан законный ход Что княгиня считает инцидент исчерпанным — это еще не все. Княгиня одна не составляет общественного мнения. Поживем увидим».
Отцу удалось случайно познакомиться с судьей. Судья сказал, чтобы отец не волновался, так как он ознакомился с его делом, считает его пустяшным и назначит его к слушанию тогда, когда отец уже уедет, а там за ненахождением обвиняемого дело будет прекращено.
Цирк наш влачил в Калуге жалкое существование. Не помогла борьба, не помогли выписанные слоны, даже торт сделал только один сбор. Дирекция не знала, что делать, куда ехать. Неожиданно приехал передовой Анатолия Дурова, Ленский, и предложил гастроли Дурова.
Дирекция с радостью согласилась.
Дана была большая реклама, и через несколько дней приехал Дуров.
Анатолий Дуров — большое явление в цирковом искусстве, он оказал такое влияние на наш с отцом репертуар, что о нем я должен говорить совершенно отдельно, вне зависимости от его выступления в Калуге.
ГЛАВА XIV
0б Анатолии Дурове можно было бы написать целую книгу. На цирковой арене второго такого самородка не было. В театре нашем не раз бывали, самородки, например, Щепкин и другие, но в театре есть и были школа, метод и культура. В цирке же каждый артист доходит до всего сам. Анатолий Дуров был новатором, он — интереснейшее явление эпохи расцвета русского цирка. Куда ни приезжал Дуров, цирк был полон. Приезжал же он обычно не более как на четыре-пятъ дней, причем, гастролируя, брал с дирекции львиную долю: пятьдесят процентов с валового сбора. Все же расходы относились за счет дирекции: дирекция давала здание, свет, рекламу, труппу. Любопытно отметить, что после дуровских гастролей цирку
