— Разрешаю.
— Да, — вновь послышался в динамике голос метеоролога. — Понял. Я сделаю…
— Не надо, — перебил его пилот. — Вы слышите, я не должен знать, что именно вы сделаете. Испытание должно быть неожиданным.
Инженер отодвинул микрофон.
— Я знал, что так будет, — сказал он врачу.
Руки инженера бегали по клавиатуре управления. Изображение на экране расплылось, исчезло, потом возникло вновь. Теперь была видна другая часть ракетодрома. Отсюда навстречу кораблю двигалась туча, похожая на грубо обрубленную глыбу серого гранита. Она медленно ползла, подминая обрывки других туч. И в этом безмолвном движении было больше угрозы, чем во всем бесновании урагана.
Инженер повернул рычажок настройки. Масштаб изображения на экране уменьшился, и стал виден весь ракетодром.
Туча надвигалась, постепенно заполняя небо. На взлетной площадке вновь вспыхнули прожекторы.
— Смотрите, — глухо сказал врач.
Нижняя поверхность тучи, до этого почти ровная, вдруг начала вытягиваться, превращаясь в беловатый конус. Вершина конуса быстро приближалась к земле. Казалось, туча вытянула чудовищной величины щупальце. А снизу уже тянулось другое щупальце, такое же чудовищное.
Над экраном тревожно замигал красный сигнал. Инженер включил динамик. Молодой голос с нарочитой медлительностью произнес:
— Служба безопасности полетов. Смерч с юго-востока. Антигрозовые ракеты готовы к старту. Жду распоряжений.
— Скорость… какая скорость? — спросил инженер.
Динамик ответил голосом главного метеоролога:
— Семнадцать метров в секунду.
Инженер улыбнулся:
— Наконец-то наш метеоролог дорвался!..
Врач пожал плечами.
На экране было видно: смерч шел к кораблю.
Он шел, окутанный облаком пара. Он был похож на гигантскую змею.
Вспыхнули лучи прожекторов. Метнулись по черному небу, уперлись в извивающийся столб смерча.
Метеоролог спокойно докладывал:
— Двадцать шесть метров в секунду… Двадцать девять…
В ярких лучах прожекторов смерч казался полупрозрачным. В нем — сверху вниз — стремительно неслись клочья туч, похожие на бурые клубы дыма. Нижняя часть смерча судорожно извивалась, нащупывая опору для прыжка.
Инженер распорядился выключить свет.
Прожекторы погасли, и только один луч еще некоторое время упирался в серое туловище смерча, словно пытаясь сдержать его неотвратимый натиск.
Смерч шел к «Синей птице».
Машина начала разворачиваться, и смерч (он стал теперь иссиня-черным) тотчас же двинулся ей наперерез. Динамик прохрипел:
— Снесло перекрытие ангара! Начисто снесло…
И снова молодой голос произнес с нарочитой медлительностью:
— Служба безопасности полетов. Антигрозовые ракеты готовы…
Инженер выключил динамик.
— Конец, — прошептал врач. — Теперь конец. С этим мог бы справиться только Генеральный Конструктор.
Он обернулся к инженеру:
— Прикажите… пусть передаст управление биоавтомату! Вы слышите — пусть пилот передаст управление…
Инженер ничего не ответил.
Смерч надвигался на «Синюю птицу». Он хищно изогнулся, и в центральной его части возникло черное полукольцо.
Врач бросился к двери. Инженер, не отрываясь от экрана, сказал:
— Там ураган. Осторожнее.
Пилот и врач сидели под крылом «Синей птицы». Они сидели на взрыхленной ураганом земле, еще влажной, пахнущей сыростью. С передней кромки крыла лениво падали капли воды.
Пилот смотрел на небо. От яркого полуденного солнца небо казалось бесцветным. И только у горизонта проступала голубизна, сливающаяся с темной полоской далекого леса.
— Клесты, — сказал пилот, — Смотрите, летят клесты! Их и буря не взяла…
Привыкли, — отозвался врач. — Они привыкли. Скажите, вы… вы с самого начала перешли на биоэлектронное управление?
— Да, — ответил пилот, внимательно наблюдая за птицами. — Я не притронулся к штурвалу. Я думал, что смогу в случае необходимости… ну, вы понимаете… А потом увидел, что он (пилот так и сказал — «он») принимает решения быстрее меня. На секунду, на полсекунды, на мгновение — но быстрее. И еще… как бы это сказать… увереннее. Словно он уже не раз проходил через это — и все знает.
— Он знает, — сказал врач, поднимая воротник плаща. — Вы… застегните куртку. После урагана погода устанавливается не сразу. Да… В «Синей птице» есть частица человеческой души. Большой человеческой души. Маркс говорил о машинах: овеществленная сила знания. Тридцать семь полетов к Юпитеру…
— Тридцать семь, — повторил пилот. — Теперь он уйдет в тридцать восьмой. Без меня. Когда смерч приближался к машине, я подумал, что можно сжать электрограммы. Как при киносъемке: запись вести замедленно, а проецировать с обычной скоростью. Мысль быстрее движения руки, но мы можем создать нечто еще более быстрое, чем мысль.
— Генеральный Конструктор для этого и пригласил вас, — сказал врач. — Он знал, что так будет. Скоро закончится монтаж новой машины. Это… для вас.
Пилот посмотрел на «Синюю птицу»:
— Неужели нельзя создать машину, которая не потребует от летчика такого напряжения?
— Нет, — ответил врач. — Нельзя. Вот, скажем, «Синяя птица». Сейчас это рекордная машина. Полет на ней невозможен без предельного напряжения физических и духовных сил.
Пройдет лет десять, машину усовершенствуют — и летать на ней сможет каждый. Но к этому времени ока уже не будет рекордной. Появятся новые машины. Они предъявят летчику еще более суровые требования. Генеральный Конструктор знал, что ему никогда не придется летать на настоящих машинах. «Синюю птицу» невозможно удержать в руках. С ней может справиться только человеческая мысль.
Они долго молчали. Потом пилот, все еще глядя на «Синюю птицу», произнес:
— Овеществленная сила знания… Да, это так. Хорошо сказано.
Врач улыбнулся:
— Это поэзия.
— Да, это поэзия, — согласился пилот.
ДЕВЯТЬ МИНУТ
